О, этот вьюноша летучий!

К Лидии подошел Брутень. Он был бледен и кусал губы.

– Газетчики, фотографы, речи… – нервно заговорил он. – Как они быстро забыли Мациевича, Руднева, Пиотровского… Лида, мне что-то не нравится в этом полете, надо остановить Павла. Я дам ему денег, продам «паккард», я сам, наконец, полечу…

– Замолчи, Валерьян, – сказала Задорова. – Поздно спохватился.

Пока разбегается самолет и волнуются провожающие, мы слышим тихие переговоры полковника Отсебятникова и его агентов.

– Ваше высокобла…

– Убью, мерзавцы!

– Пардон, месье Отсебятников, но Пирамиды здесь нет.

– Фотографируйте всех, кто подходит к Лидии.

Лидия идет по аэродрому, следя за самолетом Казаринова. За ней как тень тянется Юра Четверкин. Он тоже смотрит в небо, и на лице его, как в зеркале, отражаются чувства Лидии.

Лидия и Вышко-Вершковский.

Лидия и дамы.

Лидия приближается к Ивану Задорову. Они о чем-то тихо переговариваются. Лицо девушки вдруг искажается ужасом. Тишину, в которой слышалось лишь щелканье полицейских фотоаппаратов, прорезает отчаянный крик Юры Четверкина:

– Мотор остановился!

Дым, странный призрачный дым стелется по аэродрому, и сквозь него мы видим фигуры бегущих, охваченных ужасом и отчаянием людей… Дым, дым, дым…

– Вчерашняя катастрофа обернулась для нас удачей, ваше превосходительство, – докладывает полковник Отсебятников генералу. – Меня давно тянуло на завод «Дедал». Я чувствовал это аве ле нэз, как говорится, носом… – он рассыпал на столе снимки.

Генерал морщился от подагрических болей и мигрени.

– От вас, полковник, разит, как от ломового извозчика…

Полковник хохотнул:

– Тайная война, Иллиодор Борисович! Итак, Пирамида пригрелся на «Дедале» под видом обер-мастера. Взгляните на братца с сестрицей. Каково?

– Ежедневно одно и то же – преступники, авиаторы, гниль, отсебятина, ложь, ржа, – стонет генерал. – Когда это кончится?

– Года через три-четыре, – бодро утешил его Отсебятников. – В 16-м или 17-м мы их ликвидируем.

Ушел! Молодчага!

Прямо на аэродроме среди аэропланов шла панихида по Павлу Павловичу Казаринову. Собравшиеся в скорбном молчании слушали слово епископа Михаила.

– Один за другим гибнут идеалисты-мечтатели, настоящие подвижники знания. Царство воздуха не хочет вторжения сынов тверди земной в его тайные неизвестные сферы и мстит, жестоко мстит…

В траурном собрании мы видим много знакомых лиц, собственно говоря, почти всех героев этой повести.

Вот Валерий Брутень, склонив голову, он еле слышно твердит самому себе:

– Я ни в чем не виноват, я ни в чем не виноват…

В глубине возле зеленого забора примостились техники «Дедала». Юра Четверкин вытаскивает из-за пазухи и передает Мише свой чертежик, еле слышно шепчет:

– Вот причина катастрофы. Не хватило тяги, аппарат дал крен почти на восемьдесят градусов, бензин прекратил поступать в карбюратор, мотор стал…

– Вместе с Казариновым рухнула вся наша идея, – печально прошептал Яков.

Юра вытянулся на цыпочки, увидел в цветах строгий восковой профиль Казаринова, окаменевшие лица русских и иностранных пилотов, фигуру обер-мастера Задорова, шляпу Лидии…

Словно почувствовав его взгляд, девушка чуть обернулась.

– Клянусь продолжать дело Павла Павловича и завершить его с успехом, – горячо прошептал Юра.

– Вечная память Павлу Казаринову и вместе с ним всем мученикам авиации! – долетел голос с импровизированного амвона.

Запел хор.

Под навесом ангара тихо распоряжался полковник Отсебятников.

– Как только процессия пройдет – в наручники Пирамиду!

Юра пробрался к Лидии.

– Лидия, мне нужно поговорить с вами по вопросу чрезвычайной важности.

Лицо Четверкина было очень серьезным. Лидия молча кивнула.

Скорбно пел хор.

– Прощай, Павел, – тихо и просто сказал Брутень, но, заметив вблизи репортера, добавил погромче с трагическим нажимчиком: – Прощай, авось ненадолго…

Лидия и Юра в хвосте процессии вышли с аэродрома. За воротами стояла густая толпа. Вдруг в толпе произошло какое-то странное движение, хлопнуло несколько выстрелов, началась свалка.

Мимо Лидии и Юры пулей пролетел полковник Отсебятников в узком клетчатом пальто.

– Пропустили, мерзавцы!

– Ушел! – восторженно прошептал Юра.

Лидия, сжав руки на груди, стояла в толпе. Вокруг слышались возбужденные голоса:

– Это Пирамида!.. Он опасный революционер!.. Он боевик!.. Убил восемь «гороховых», трижды ранен, мчится на аэродром!.. Молодчага!

Мокрые листья летели вдоль аллей Елагина острова. Лидия и Юра медленно шли по кленовым следам осени.

– Лидия Дмитриевна, я вызвал вас для очень серьезного разговора, – волнуясь, проговорил Юра.

Девушка ласково притронулась к его рукаву.

– Юрочка, сейчас мне не до сантиментов.

Юра мучительно покраснел.

– Вы меня неправильно поняли.

– Ах, так?! – с некоторым разочарованием протянула она.

Мимо них независимой тяжелой трусцой пробежал черный дог.

На горизонте в волнах Финского залива качались паруса яхт.