Преферансисты продолжали свою игру. Один из них вдруг оторвался от карт и взглянул на спокойное сияющее море.
Там погибала «Лада».
– Кажется, корабль какой-то тонет, – сказал преферансист.
– Киносъемка, – авторитетно пояснил другой.
Игра продолжалась.
К пляжу подходит шлюпка с экипажем «Лады».
– Вижу землю, капитан! – кричит Эдик Евсеев. – Много туземцев, настроены мирно, не вооружены.
На пляже никто не обратил особого внимания на шлюпку.
Потерпевшие кораблекрушение высаживаются.
– День хороший, – говорит Сидор, потягиваясь. – Сейчас бы позагорать…
– А вы располагайтесь, друзья, загорайте, отдыхайте, – суетится Бронислав Иванович, потом вдруг торжественно: – Вы заслужили это… – Без слов поворот к морю, фуражку – долой, минута молчания, потом опять суетливо: – Так что загорайте, купайтесь, ухаживайте, ха-ха-ха, за девушками: Витя, любовь есть на свете, есть, есть; а я поеду в Портофлот, в профсоюз, сообщу о катастрофе, к вечеру вернусь.
Экипаж разваливается на песке, а капитан с судовым журналом под мышкой пересекает пляж, выходит в город и садится в трамвай.
Экипаж в томлении и прострации лежит на песке, только Бесо и Шота тихонько ругаются.
– Почему не выполняется приказ капитана? – вдруг говорит Эдик. – Капитан приказал ухаживать за девушками, а вы лежите, как тюлени.
– Понимаешь ли, Эдик, – говорит боцман, – теоретически любовь существует, а практически, как найти подругу жизни? Вот, Эдик, мне, с моими запросами особенно трудно…
– Твоему горю можно помочь, Витя, – сердечно говорит Эдик. – Посмотри-ка вон на того товарища. Кажется, это то, что тебе нужно.
Неподалеку на песке сидит очень ученая девица в очках. Она читает толстый журнал, делает в нем пометки красным карандашом, то и дело заглядывает в огромные справочники и словари.
– Товарищ умный, сдержанный, содержательный, – говорит Эдик.
– Чувиха ценная, – подыгрывает Толя Маков. – Идите, боцман, пришвартуйтесь.
– Не шутите, ребята? – сомневается боцман, а сам уже не отрывает глаз от ученой девицы.
– Какие там шутки. Гарантирую, Виктор, родство душ.
– Ох, боюсь я, братцы, разочарований, – боцман встает. – Вообще-то она мне очень нравится, даже сердце екает, честно.
Приближается к девице элегантной походкой.
– Оно, конечно, баба ладная… боцману фортуна… – философствуют «трюмные черти», – родство душ… оно, понятно… в хозяйстве… не без того…
– А нам, Эдик, чего присоветуешь? – спрашивает Сидор. – Мы что тебе, рыжие, что ли?
– Помилуйте, джентльмены! – восклицает Эдик. – Для вас уже все приготовлено. Фирма не жалеет затрат! Нимфы! Три! Супер!
Показывает на трех сногсшибательных девиц в костюмах бикини, которые крутят хулахуп на своих стройных чреслах.
– Бабы ничего, стильные, – разглядывают девиц «трюмные черти», – пошли, ребя…
Подвернув длинные синие трусы, направляются к девицам.
Эдик и Толя катаются по песку в корчах, потом вскакивают, дико несутся по пляжу, задирают всех подряд, кривляются, вмешиваются в толпу казанцев.
– А я тебе говорю, что нужно проводить пластику в два этапа! – кричит Бесо на Шота и весь трясется. – Неужели этого не понимаешь, кретин, верблюд?
– Ты бездарный проходимец, Бесо! – ярится Шота. – Тебе на базар надо, а не в медицину!
– Ненормальный, когда кончишь издеваться? – вдруг всхлипывает Бесо, отбегает в сторону, садится на песок, рыдает.
Потрясенный Шота смотрит на него. В глазах слезы.
Боцман Витя Сорокин описывает вокруг ученой девицы сужающиеся круги, потом присаживается.
– Извините, – говорит он медовым голоском, – у меня к вам вопросик. Существует любовь или это только обман?
Девица закладывает журнал карандашом, поворачивается к Вите.
– Один английский философ сказал по этому поводу вот что, – говорит она и лезет в справочник.
– Интересно, интересно, ух, как интересно, – Витя Сорокин подсаживается поближе.
«Трюмные черти» подходят к трем нимфам. Надо сказать, что вокруг девиц давно уже стоят, не решаясь подойти, замечательные культуристы.
– Здорово, девчата! – говорит Сидор. – Принимайте в компанию, мать честна!
– Привет, мальчики! – весело говорят красавицы, продолжая крутить свои кольца. – Хотите покрутить?
– Ясно хотим, – говорят «трюмные черти». – Ясное дело – закрутить хотим, как следует… глядишь… того-сего… и ничего…
Нимфы накидывают на них обручи, весело щебеча, учат крутить.
Мрачные культуристы пожимают плечами.
«Трюмные черти» старательно крутят хулахуп.
Шота садится радом с Бесо.
– Бесо, ты, может быть, кушать хочешь? – дрожащим голосом спрашивает он.
– Отстань, пожалуйста, – говорит, рыдая, Бесо.
– Бесо, не рыдай, не терзай, – умоляет Шота. – Ведь ты мне друг, не только по хирургии, но и личный. Посмотри, дорогой, вон девушки идут из нашего института…
– Где? – встрепенулся Бесо.
– Да вон сюда идут, Ирочка и Нателочка… Ну, скажи мне, Бесо, дорогой, как ты будешь выделять почку?.. ну?.. не плачь… скажи…
– Ну, обкалываю апоневроз… – вытирая слезы, говорит Бесо, – ну, кладу зажим на артерию…
– Так, так… – ласково говорит Шота.
– А пластику надо делать в два этапа, Шота…
Шота делает волевое усилие, ласково: