О Фотографии

ких обывателей» пришло в нарциссистический экстаз от дагерровского дешевого метода кощунствовать над историей.

В сюрреалистической опоре на историю поми­мо наружной ненасытности и бесцеремонности есть подводное течение меланхолии. На заре фотогра­фии, в конце 1830-х, Уильям Фокс Талбот отметил осо­бую способность камеры регистрировать «раны вре­мени». Фокс Талбот говорил о том, что происходит со зданиями и памятниками. Для нас интереснее износ не камня, а плоти. С помощью фотографии мы про­слеживаем самым основательным — и огорчитель­ным — образом, как люди стареют. При взгляде на ста­рую фотографию, свою или кого-то знакомого либо известного человека, которого часто снимали, раньше всего возникает чувство: насколько моложе я (он, она) тогда был. Фотография — реестр смертности. Доста­точно движения пальца, чтобы вложить в момент по­смертную иронию. Фотографии показывают человека неопровержимо там и в определенном возрасте, сое­диняют людей и вещи в группы, которые через мгно­вение распались, изменились, двинулись дальше раз­ными дорогами своей судьбы. Глядя на фотографии повседневной жизни польских гетто, сделанные Ро­маном Вишняком в 1938 году, невозможно избавить­ся от гнетущей мысли, что очень скоро все эти люди погибнут. На кладбищах в латинских странах фото­

графии лиц под стеклом, прикрепленные к памятни­кам, будто таят в себе предвестие смерти. Фотографии говорят о невинности, непрочности жизней, движу­щихся к небытию, и эта связь между фотографией и смертью отягощает все фотографии людей. В филь­ме Роберта Сиодмака «Menschen am Sonntag»* лю­дей фотографируют под конец их воскресной вылаз­ки на природу. Один за другим они становятся перед черным ящиком бродячего фотографа — улыбают­ся, выглядят встревоженными, паясничают, смотрят. Кинокамера держит их крупным планом, чтобы мы насладились подвижностью каждого лица; потом у нас на глазах лицо застывает с последним выражени­ем — забальзамированное стоп-кадром. Фотография, прервавшая течение фильма, ошеломляет — вмиг пре­образуя настоящее в прошлое, жизнь в смерть. Трудно назвать фильм, который так же лишал бы душевного равновесия, как «La Jetee»” Криса Маркера. Это исто­рия человека, предвидящего собственную смерть, и рассказана она исключительно через неподвижные фотографии.

Фотографии не только завораживают напоминани­ем о смерти, они еще настраивают на сентименталь­ный лад. Фото превращает прошлое в объект нежного внимания, спутывая моральные оценки, смягчая исто­* «Воскресные люди» {нем.).

** На русский обычно переводится как «Терминал» или «Взлетная полоса»

рические суждения, принуждая смотреть на минувшее суммарно, растроганным взглядом. В одной недавней книге представлены в алфавитном порядке фотогра­фии самых разных знаменитостей в младенческом и детском возрасте. С соседних страниц на нас смотрят Сталин и Гертруда Стайн, серьезненькие — так и хо­чется их приласкать. Элвис Пресли и Пруст — еще од­на юная пара соседей — слегка похожи друг на друга. У Хьюберта Хамфри (трехлетнего) и Олдоса Хаксли (восьми лет) уже заметен сильный характер, которым они отличались во взрослом возрасте. Все до одной фо­тографии в книге интересны и занимательны — учи­тывая то, что мы знаем (в том числе из фотографий, кстати) о славных персонажах, которые получились из этих детей. Для этого и подобныхупражнений в сюрре-алистской иронии любительские снимки и заурядные студийные портреты подходят лучше всего: они выгля­дят особенно странными, трогательными, вещими.

Реабилитация старых фотографий путем отыскания для них новых контекстов стала важной отраслью кни­гоиздательства. Фотография — всего лишь фрагмент, и со временем ее связи с целым рвутся. Она плавает в мягком абстрактном былом и открыта для любого тол­кования (или совмещения с другими фотографиями). Фотографию можно также уподобить цитате, тогда книга фотографий будет чем-то вроде сборника цитат. И теперь все чаще в таких книгах фотографии сами со­провождаются цитатами.