О Фотографии

Иногда я устанавливала камеру в углу комнаты, сади­лась поодаль с пультом дистанционного управления и, пока мистер Колдуэлл говорил, наблюдала за наши­ми людьми. Час мог пройти, прежде чем их лица или жесты давали нам то, что мы хотели выразить, но, как

только это происходило, сцена мгновенно запечатле­валась на пленке — они даже не успевали это заметить.

—Маргарет Бурк-Уайт

Фотография мэра Нью-Йорка Уильяма Гейнора в мо­мент его ранения в 1910 году. Когда мэр собирался под­няться на судно, чтобы провести отпуск в Европе, по­явился фотограф. Он попросил мэра позировать ему для съемки, и, как только поднял фотоаппарат, из тол­пы в мэра дважды выстрелили. В наступившей сума­тохе фотограф сохранил спокойствие, и снимок окро­вавленного мэра, поддерживаемого помощником, стал частью фотографической истории.

—Подпись под снимком в «”Клик”: Иллюстрированная история фотографии» (1974)

Я фотографировал наш унитаз, глянцевый эмалевый сосуд исключительной красоты… Здесь были все чув­ственные изгибы «божественной человеческой фи­гуры», но без ее недостатков. Никогда греки не созда­вали столь значимого воплощения своей культуры, и устремленным вперед движением текучих контуров он почему-то напоминал мне Нику Самофракийскую.

—Эдвард Уэстон

В нашу эпоху технологической демократии хороший вкус оказывается в итоге не чем иным, как вкусовым предрассудком. Если искусство всего лишь создает хо­роший вкус и плохой, тогда оно потерпело полную не­удачу. Отталкиваясь от вкуса, так же легко сказать, хо­рошего ли вкуса у вас в доме холодильник, ковер или кресла. Хорошие фотохудожники и стремятся сейчас поднять искусство над понятием вкуса. Искусство ка­меры должно быть полностью свободно от логики. Должен быть логический вакуум — так, чтобы зри­тель заполнял его собственной логикой и произведе­ние фактически создавалось перед его глазами. Чтобы оно стало прямым отражением сознания зрителя, его логики, морального духа, этики и вкуса. Произведение должно действовать как механизм обратной связи в зрительской рабочей модели самого себя.

—Лес Ливайн («Искусство камеры» в «Студио интернешнл», июль—август 1975 года)

Женщины и мужчины — это невозможный сюжет, по­тому что здесь не может быть ответов. Мы можем най­ти только обрывки и проблески отгадок. И этот не­большой портфолио — всего лишь приблизительные наброски темы. Может быть, сегодня мы зароним се­мена более честных отношений между женщинами и мужчинами.

—Дуэйн Майкле

Почему люди хранят фотографии?

Почему? Бог знает. Почему люди хранят вещи — хлам, мусор, пустяки? Хранят, и все тут.

Отчасти я с вами согласен. Некоторые люди хра­нят вещи. Некоторые выбрасывают, как только ис­пользовали их. Это, да, вопрос характера. Но я говорю сейчас именно о фотографиях. Почему люди хранят, в частности, фотографии?

Говорю же — потому, что не любят выбрасывать ве­щи. Или же потому, что они им напоминают…

Пуаро ухватился за эти слова.

Вот именно. Они им напоминают. И опять спро­сим — почему? Почему женщина хранит свою фотогра­фию в молодости? И отвечаю: первая причина, в сущ­ности, — тщеславие. Она была хорошенькой девушкой и хранит свою фотографию, чтобы напоминать себе, какой хорошенькой она была в молодости. Это обо­дряет ее, когда зеркало говорит ей неприятные вещи. И она, может быть, скажет подруге: «Вот какой я была в восемнадцать лет…» — и вздохнет… Вы согласны?

Да-да, по-моему, это верно.

Тогда это причина номер один. Тщеславие. Теперь причина номер два. Сентиментальная.

Разве это не то же самое?

Нет, нет, не совсем. Потому что по этой причине вы сохраняете не только свою фотографию, но и еще чьи-то. Снимок вашей замужней дочери — в детстве, когда она сидела на коврике перед камином в тюлевом

платьице… Некоторых это очень смущает, но матери склонны к этому. А сыновья и дочери часто хранят фо­тографии матери, особенно если мать умерла молодой. «Это моя мама в детстве».

Кажется, я понимаю, к чему вы клоните.

И, возможно, есть третья категория. Не тщесла­вие, не сентиментальность, не любовь — может быть, ненависть? Как вы думаете?

Ненависть?

Да. Чтобы не умерла жажда мести. Кто-то нанес вам обиду — и вы храните фотографию как напомина­ние. Может так быть?

—Агата Кристи, «Миссис Макгинти умерла» (1951)

Перед этим, на рассвете, специально назначенная ко­миссия обнаружила труп Антонио Конселейро. Он лежал в хижине поблизости от сада. Когда сняли тон­кий слой земли, открылось тело, завернутое в убо­гий саван — грязную простыню; чьи-то почтительные руки положили на него несколько увядших цветов. На тростниковой циновке лежали останки «отъяв­ленного злодея» — агитатора… Тело извлекли из зем­ли с громадными предосторожностями, чтобы оно не распалось, — эта драгоценная реликвия, единствен­ная военная добыча, единственный трофей, захвачен­ный в результате конфликта!.. Его сфотографировали

и составили официальное свидетельство о смерти, удо­стоверяющее личность покойного, дабы вся страна не сомневалась, что с ее ужасным врагом наконец-то по­кончено.

—Эуклидес да Кунья, «Сертаны»