Как рассудительно и гибко принимает в расчет возникшая в Передней Азии, сложившаяся в Средиземноморье традиция христианства климатические условия северогерманцев и их представления о разделении политических пространств! Насколько податливой к изменениям показала себя буддийская панидея в своем продвижении, с одной стороны, по ландшафту Центральной Азии по пути Махаяны
, а с другой — по прибрежным морским путям учения Хинаяны, что точно раскрывает доктор Вюст в своем исследовании ламаизма как формы культа ландшафта Центральной Азии. Как отчетливо прослеживаются прежде всего при зарождении и распространении пандвижения ислама отдельные фазы и повороты, при которых бурно выраженные паузы необходимого пространственного приспособления сменяются волевыми импульсами движения вперед (Weitertragen) сквозь преграды естественных пространств. Очень немногие пандвижения, как ислам — так называемая религия пустыни, находились под наблюдением и прослеживались столь внимательно с момента его зарождения панобразованиями, которым угрожала опасность, поэтому ислам по праву служит прототипом нарушающего пандвижения. Он следовал по многим путям предшествовавшей ему эллинистической культурной волны и раскрывает нам тем самым процесс, характерный для всех пандвижений, а именно при всем желании к обновлению они охотно пользуются геополитически уже опробованными путями. Так, эллинистический торговый язык увлек за собой в регион устья Инда арабский, а с возвращавшимися по муссонным трассам арабами, китайцами, японцами проник иберийский — ни один, ни другой не оставили бы отзвука, не заставили бы без него как-либо вступить на почву, где победитель следовал в пространстве за побежденным, приспосабливаясь к нему.Мы видим это до определенной степени на примере экспансии морских, как и степных, народов в морские и степные пространства, являющиеся двумя воспитателями крупнопространственного мировоззрения, сильнейшими политико-пространственными соблазнителями, побуждающими к разработке проектов образований панидей.
Этот процесс можно проследить в последнее время на примере самой молодой крупнопространственной панидей, посредством которой американская культурная политика соорудила от панамериканского к паназиатскому образованию через смелое пантихоокеанское несколько искусственно связывающую дугу (Wolbung).
При этом и пантихоокеанская идея следовала по уже имеющимся опорным камням и разумно использовала их в меру пригодности для строительства. Доказательством этого, вероятно, является блестящая мысль сделать день памяти испанца Нуньеса де Бальбоа, 29 сентября 1513 г. впервые возвестившего [с.295]
о возможности такого панстроительства, днем поминания идеи на всех тихоокеанских ландшафтах. Это, наверное, неожиданно для сведущих в истории, что на Филиппинах, которые в 1571 г. были включены в систему испанского господства на Тихом океане, в современном Шанхае, в Японии (чей великий сёгун Иеясу еще задавался вопросом, почему ему следовало бы бояться короля Испании, ведь он достаточно овладел искусством воина и способен ему противостоять) еще и сегодня в день св. Михаила можно видеть, как отмечают память человека, которого корона Испании позволила казнить в 1517 г. Эта скромная процессия (Zug) содержит в себе, пожалуй, гораздо больше доказательной силы превосходящей власти идеи, а также пространственной идеи в противовес краткосрочному насилию, чем многие другие доводы, которые мы могли бы привести далее на сей счет.