О геополитике. Работы разных лет

Более четко и конкретно уже разработана в целом борьба Рима с присущим ему государственным и имперским мышлением и германского восприятия права (Rechtsgefuhl). Удовлетворен ность римской формой, публичность (Satzung), чувство дисциплины подчеркивает Э. Целлер[86] именно в отношении границы и пантеона ее многочисленных божеств. В этом пантеоне имеются Термин[87] – бог межевых знаков, еще и сегодня в регионе, говорящем на немецком языке, защитник порядка (его праздник – терминалий был приурочен к 23 февраля, к началу пахоты), Янус – двуликий защитник входов и выходов, Форкул защитник входных дверей, Лиментин – порога, Кардея (Карда) – богиня дверных запоров. Почти столь же богат набор божеств со специальными защитительными обязанностями, как на Дальнем Востоке, где даже самые спокойные места в доме доверены своеобразной группе богов-хранителей.

Однако заимствование чужих божеств любой жизненной фор мой яснее всего указывает на втягивание ею в себя границ чужеземной культуры. Не считая более поздние переносы божеств Ближнего и Среднего Востока, в Рим в начале VI в. до н. э. государственными путями проникли культ Аполлона, в 496 г. до н. э. – Деметры, Персефоны и Диониса, в 291 г. до н. э. – Асклепия с чумой из Эпидавра и в 205 г. до н. э. как последний призыв в крайне бедственном положении, во время паники, вы званной Ганнибалом[88], – Кибелы, Великой матери богов из Пессинунта, почитавшейся на Иде[89] (Верхняя Фригия) как защитницы границ, после того как – всего за 12 лет до этого – уже почитали Венеру-Астарту, слияние эрицинской Венеры как симптом поворота к Греко-финикийской смешанной культуре Сицилии, где имелся ее храм[90]. Стало быть, с одной стороны, борьба на границе против иноземных культов, а с другой – весьма интересная история, а именно наличие пережитков римских пограничных наименований, более того, проникновение жесткого римского представления о границе в германскую альменду[91] и более свободное понятие о праве выпаса. Из этого становится, например, понятным характерное столкновение правового чувства во всей германско-романской пограничной области (долина Мюнстера[92], Вале[93], Тирольское нагорье). Даже права выпаса (Almrechte) в Пиренеях (Андорра[94], Арансаль) возникли из испано-готских прав выпаса. Все эти проявления сливаются в один большой ряд единого восприятия при столкновении различного пограничного права германцев и романских народов и все еще обостряют их обусловленную природой коллизию.

Итак, обобщая конкретные факты, мы все-таки очень хорошо видим в нескончаемой череде случаев возникновения границ и их реорганизации закономерное уклонение от чистого произвола, характерного для картины современной политической власти, обнаруживаем прежде всего склонность к возврату, к восстановлению естественных, покровительствуемых природой пограничных форм[95] при воссоздании и возведении новых границ, которые выглядят в зеркале философской и естественнонаучной литературы совсем иначе, чем в зеркале юридической.

Это в особенности относится ко всем досадным исправлениям, – и прежде всего к понятию «живущих за пределами границ», что нарушает правило, прямую линейную игру. Возникают анклавы, остаточные состояния, в отношении которых важно осознать, идет ли речь о жизнеспособных, более того, весьма жизненных состояниях земной поверхности, определяемых ею процессах, единствах, которые в сущности сильнее, чем кажущиеся гораздо большими, но политически временными образования, или же о рудиментах в биологическом смысле, о преходящих состояниях, обреченных на отмирание, атрофию и в конечном счете на исчезновение. В то же время из ранее упомянутых остаточных форм резерватов могут возникать новые, безгранично жизнеспособные образования, хотя и более мелкие виды рас, племен, типы людей и животных, которые в противном случае исчезли бы.

Из таких образований могут затем создаваться в пограничной структуре стабильные ячейки, которые в течение тысячелетий весьма успешно сопротивляются неестествен ному, линейному проведению границы. Временный способ кондоминиумов[96] на любых ступенях такого образования со свойственной ему замкнутой жизнью зачастую благополучно ведет их через арены борьбы прибегающих к насилию крупных государственных образований, на пересечениях крупных культурных ареалов; затем они добивались упорством «conёnatio» как товарищества с общей вынужденной судьбой, с часто кажущейся непонятной принадлежностью друг к другу.

Такими геополитическими защитными препятствиями может быть объяснена часто вряд ли понятная из чисто исторического развития живучесть церковных, коллегиальных институций, их сохранение внутри островов, горных и котловинных ландшафтов (Швейцария, Фергана[97]) даже с неоднородным населением.