О геополитике. Работы разных лет

Таким образом, попытка рассмотреть границы в их географическом и политическом значении и проявлении по необходимости затрагивает последние рубежи, установленные нам человеческим опытом[37]. Это придает такой попытке – наряду с признанной политической необходимостью теоретической пропедевтики для практической пограничной работы – предельную духовную и художественную привлекательность. Не будь этого стимула, невозможно было бы воздать должное невесомому, не поддающемуся учету и все же решающему, чисто духовному моменту в возникновении, существовании и исчезновении границы. А без такой перспективы возникло бы искушение свести познание границы в мелководье чисто материалистической [физической] географии и исторического рассмотрения, причем понимание границы такого культурного круга, как германский, пронизанного фаустовским натиском, не должно сглаживать различия.

Таков был главный соблазн, но и опасность предпринятой попытки рассмотрения именно с центральноевропейской точки зрения. И пусть с этим предостережением она идет своим путем на стыке науки и искусства, культуры и силы, показывая пропасти и наводя мосты, создавая фундаментальную основу всестороннего знания, – навстречу лучшему будущему, как позволяет на это надеяться современность[38], из потребностей которой и возник этот временной мост в виде данной научно художественной книги.

Глава I Граница с географической точки зрения

Создание ясных картин границы, выразительного представления о ней, о проистекающем из этого пограничном инстинкте и в конечном счете о неизменно настороженном пограничном сознании – важнейшая цель данной работы. Всех этих предупреждений и предостережений, как правило, не хватает немцам в большей степени, чем любой другой крупной нации на Земле, поддерживающей и создающей границы. Из этого следует, что именно нашему народу, занимающему промежуточное положение во Внутренней Европе, необычайно важно иметь живое представление о границе в контексте картины мира, которая и сама нуждается в четком детальном разграничении, ибо в противном случае она очень легко предается космополитической неопределенности и часто свойственной нам, немцам, аморфности. Прекрасным воспитателем наглядного образа границ, пограничного инстинкта и пограничного сознания, столь нам необходимых, могут быть в противовес этому пограничные ландшафты. Ведь это поистине потрясающий факт, если один из первых немецких географов, Браун[39], констатировал в 1916 г.: «…Задача заключается во внимательном изучении пограничных рубежей. Это изучение до сих пор при избытке антропогеографической работы внутри страны было удивительно запущенным и касалось только пограничных провинций на Востоке (Восточная Пруссия, Силезия)». (Пожалуй, еще и на Юго-Востоке: Пенк, Фольц, Зигер[40]!)

«Уже при простом знакомстве, при посещении провинций до сих пор ощущается пробел в изучении характера пограничного рубежа с географической точки зрения как типа ландшафта в сопоставлении с другими типами. Лишь школа Ратцеля» – к которой, разумеется, с особой гордостью я отнес себя задолго до войны, когда лично познакомился с ним, – «создавала в этом направлении фундаментальное, но нашла мало последователей».

В той же книге Браун отмечал: «Самая важная политико географическая проблема географии Центральной Европы заключается в том, как провести ее политическую границу, используя естественные и исторически сложившиеся рубежи, чтобы, с одной стороны, сохранялось внутреннее единство промышленных и сельскохозяйственных ландшафтов, а с другой – чтобы границы создавали действенную зону защиты…»

«Юра, Вогезы, Лотарингия, Люксембург, Арденны и Фландрия являются западными границами».

Все они как пограничные рубежи политической жизненной формы ныне утрачены, как границы земли народа находятся под угрозой и оспариваются в борьбе, лишь с трудом узнаваемы местами именно в типе ландшафта. И все это произошло, прежде чем была выполнена постулируемая официальной наукой работа. Разве это не поистине потрясающий факт, как я выразился ранее? Разве это не доказательство того, что и наука, слишком многого достигшая в отдельных областях, основательно недооценила свою предостерегающую задачу в отношении жизненной формы, в условиях которой она процветала и преуспевала? Разве не напрашивается сама собой мысль о том, что, вероятно, именно поэтому оплоты этой науки в столь разочарованном народе утрачены по сравнению с тем вниманием, которое проявлялось к ней прежде? Если мы в противовес этому негативному признанию выдающегося представителя нашей науки хотим составить ясное представление о позитивной стороне проблемы, о том, какую воспитательную роль играет геополитически и культурно политически правильное, а равно и инстинктивно верное рассмотрение пограничных рубежей, необходимо опереться на известное описание, принадлежащее молодому Гёте[41].