О героях и могилах

Карлос был натурой религиозной, чистой. Как мог он принять и понять коммунистов, вроде пресловутого Крамера? Как мог принять и понять людей вообще? Воплощение Сына Божьего, первородный грех, падение… Как могла эта чистейшая натура примириться с греховной природой человека? В высшей степени примечательно, что люди, в каком-то смысле чуждые всему человеческому, оказывают столь сильное влияние на вполне земных людей. Меня тоже привлек к коммунизму сам факт участия Карлоса в этом движении и его чистота, а исключение Карлоса стало причиной и моего отхода, быть может потому, что я был юнцом, неспособным принять суровую реальность. Мне кажется, что сегодня я бы не стал так строго судить деятелей типа Крамера, их борьбу за личную власть, их мелочность, лицемерие и грязные интриги. Многие ли из нас имеют право на такой суд? И где, о Господи, можно найти людей, свободных от низких инстинктов, если не среди существ, почти отчужденных от общества, – среди подростков, святых или безумных?

Как посыльный, не знающий содержания письма, этот безвестный парень стал человеком, благодаря которому я еще раз оказался на жизненном пути Фернандо.

В последние дни января 1930 года, после каникул, проведенных в Капитан-Ольмос, когда я вернулся обратно в пансион на улице Кангальо, я почти машинально, в силу сложившейся привычки, пошел в кафе «Ла Академии». Зачем? Повидать Кастельяноса или Алонсо, поглядеть на бесконечные шахматные партии. Увидеть то, что всегда видел. Ибо тогда я еще не дорос до понимания, что привычка обманчива и что наши привычные, машинальные поступки не всегда приводят к одним и тем же следствиям, я еще не знал, что реальная жизнь часто преподносит нам сюрпризы, и, учитывая природу человеческую, сюрпризы в основном трагические.