О героях и могилах

Я бесшумно прошел по коридору и затаился в углу: если кто-нибудь придет или будет проходить мимо, я спущусь вниз, и никто ничего не заподозрит. К счастью, в это время никто не появлялся, и я сумел дождаться условленного часа, однако тот мужчина из ее квартиры не выходил. Тогда я подумал, что со слепой в ожидании моего прихода разговаривал какой-то друг или знакомый. Как бы там ни было, условленный час настал. Я подошел к двери и постучал. Мне открыли, я вошел в квартиру.

И едва не лишился чувств!

В квартире никого не было. Разумеется, кроме слепой и паралитика в его кресле.

Я мгновенно разгадал их мрачную комедию: слепой, он же якобы парализованный и немой, подставлен Сектой в роли мужа этой стервы, чтобы я попался в капкан, поверив в ее мнимую ненависть, в то, что обнаружил здесь трещину – и во всем ей признался.

Опрометью выбежал я из их дома – ум мой был ясен и точен как никогда, я помнил, что предусмотрительно никому не давал своего адреса, даже Домингесу, и знал, что, был ли тот незрячий шут парализован или нет, слепота помешает ему погнаться за мной по лестнице.

Как стрела, я пересек бульвар, все так же бегом промчался по Люксембургскому саду из конца в конец, поймал такси и, не теряя времени, поехал к себе, чтобы взять чемодан и бежать из Парижа. Но пока я в самых общих чертах обдумывал предстоящую поездку, мне вдруг пришло в голову, что, хотя я никому не открыл, где живу, Секта, весьма возможно (да что я говорю – бесспорно!), выслеживала меня все это время и предусмотрела любое внезапное мое бегство. На кой дьявол мне чемодан! Паспорт и деньги я всегда носил с собой. Больше того, хоть я точно не знал, что может со мной произойти, долгий опыт исследования подсказал мне ход, который я тогда счел гениальным: взять паспорт с визой двух или трех стран. Сами подумайте, после эпизода на улице Гей-Люссак Секта, вероятно, сразу же поставит стража у аргентинского консульства, чтобы меня не упустить. Еще раз, при всем смятении, меня подбодрило ощущение собственной силы, основанной на предусмотрительности и способности логически мыслить.

Доехав до Больших Бульваров, я велел шоферу везти меня в любое трансагентство. Купил там билет на ближайший самолет. Подумал и о наблюдении за аэродромом, однако мне все же казалось, что Секта собьется со следа, будет ждать меня сперва у консульства.

Так я вылетел в Рим.

XXXI

Сколько глупостей мы совершаем, полагая, что рассуждения наши безупречны! Ну да, мы рассуждаем верно, рассуждаем превосходно, исходя из предпосылок А, В и С. Беда та, что мы упустили из виду предпосылку D. Да еще Е и F. И весь латинский алфавит плюс русский. Но хитроумные следователи от психоанализа бывают очень довольны, сделав наиточнейшие выводы из своих скелетоподобных схем.

Сколько горьких дум передумал я на пути в Рим! Я пытался упорядочить свои мысли, свои теории, пережитые события. Ведь предугадать будущее возможно лишь тогда, когда нам удается обнаружить законы прошлого!

А сколько промахов было в прошлом! Сколько оплошностей! Сколько наивнейших поступков, и это у меня-то! Лишь в тот момент я понял двусмысленную роль Домингеса, вспомнив историю с Виктором Браунером. Теперь, много лет спустя, я убеждаюсь в верности своей гипотезы: это Домингес толкнул его на путь к психиатрической больнице и к самоубийству.

Итак, во время того полета я вспомнил странную историю Виктора Браунера и вспомнил также, что при встрече с Домингесом спросил у него обо всех: о Бретоне, о Пере, о Эстебане Франсесе, о Матте, о Марселе Ферри. Только не о Викторе Браунере. Знаменательное «забвение».

Для тех, кто не знает, расскажу историю Браунера. У этого художника навязчивой идеей была слепота, и на многих картинах он изображал людей с выколотым или вытекшим глазом. Даже написал автопортрет, на котором у него один глаз отсутствует. Так вот, незадолго перед войной, на пирушке, устроенной в мастерской одного художника-сюрреалиста, Домингес спьяну запустил в кого-то стаканом – тот уклонился, и осколок вонзился в глаз Виктору Браунеру.

Судите сами, можно ли говорить о случайностях, если понятие случайности в мире людей лишено смысла. Напротив, люди, словно сомнамбулы, стремятся к неким целям, которые они порой смутно предчувствуют и к которым их, как мотылька к огню, влечет какая-то странная сила. Так Браунер шел к стакану Домингеса и к слепоте; так явился я к Домингесу в 1953 году, не зная, что опять делаю шаг по велению своей судьбы. Из всех, кого я мог бы повидать в то лето 1953 года, я почему-то остановился на человеке, в некотором смысле находившемся на службе у Секты. Остальное более чем очевидно: картина, привлекшая мое внимание, и мой испуг, и слепая натурщица (натурщица для этого единственного случая), и комедия ее сожительства с Домингесом, и глупейшая моя роль наблюдателя с антресолей, и моя связь со слепой, фарс с паралитиком и так далее. Предупреждение простакам:

СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕ БЫВАЕТ!