Почувствовав облегчение, он прошел несколько кварталов. Как вдруг вспомнил то, что уже и прежде казалось ему странным, а теперь вновь вызвало тревогу: смущение Алехандры, когда она всего однажды произнесла имя Фернандо и сразу же словно раскаялась; и еще ее реакция, когда он упомянул о слепых. Что для нее это значило? Без сомнения, что-то важное, она тогда остановилась как вкопанная. Может, загадочный Фернандо он-то и есть слепой? И во всяком случае, кто он, этот Фернандо, которого она явно не хотела упоминать, как бы одержимая страхом, запрещающим иным народам произносить имя божества?
И снова Мартин подумал с грустью, что их разделяют темные бездны и, вероятно, всегда будут разделять.
Но тут его вновь озарила надежда – почему ж она подошла к нему в парке? И разве не сказала, что он ей нужен, что их объединяет нечто очень важное?
Нерешительно пройдя несколько шагов, он остановился и вперил взор в мостовую, словно спрашивая себя: но для чего ж я могу быть ей нужен?
Им владела безумная любовь к Алехандре и печалило то, что она-то, видимо, не пылает взаимностью. И если он, Мартин, ей нужен, это все же совсем не то чувство, которое он испытывает к ней.
От этих мыслей голова шла кругом.
XIV
Много дней прошло, а вестей от нее не было. Мартин кружил возле дома в Барракас и несколько раз посматривал издали на ржавую калитку в ограде.
Из-за апатии, охватившей его, он лишился места в типографии: там сказали, что в ближайшее время работы не будет. Но он-то знал – причина совсем иная.
XV
Несколько дней Мартин прождал напрасно. Наконец Чичин, улыбаясь, помахал ему и вручил конверт. Дрожа, Мартин развернул письмо. Крупными неровными буквами – такой у нее был почерк – Алехандра кратко извещала, что будет его ждать в шесть часов.
Он пришел к скамье в парке чуть раньше шести, взволнованный и счастливый, думая о том, что теперь у него есть кому рассказать о своих злоключениях, причем такой девушке, как Алехандра, – все равно как если бы нищий вдруг получил богатство Моргана.
Как мальчишка, побежал он ей навстречу, рассказал про типографию.
– Ты мне говорила о каком-то Молинари, – сказал Мартин. – Кажется, говорила, что у него большое издательство.
Алехандра взглянула на юношу, удивленно приподняв брови.
– Молинари? Я тебе говорила о Молинари?
– Говорила, здесь же, когда застала меня спящим, – помнишь? Ты сказала: я уверена, что ты работаешь не у Молинари, – помнишь?
– Возможно.
– Это твой друг?
Алехандра посмотрела на него с иронической улыбкой.
– Я тебе говорила, что он мой друг?
Но Мартин в эту минуту был слишком полон надежд, чтобы вникнуть в потаенный смысл ее слов.
– Как ты считаешь, – спросил он, – этот Молинари мог бы мне дать работу?
Она оглядела его, как врачи оглядывают новобранцев, явившихся на призывной пункт.
– Я умею печатать на машинке, писать деловые письма, править корректуру…
– Мечтаешь стать победителем, да?
Мартин покраснел.
– Да имеешь ли ты представление о том, что значит работать в большом учреждении? Отмечаться по часам и тому подобное?
Мартин, понурясь, достал из кармана перочинный ножик, открыл маленькое лезвие, потом опять сложил.
– У меня нет особых требований. Если я не смогу работать в конторе, я готов пойти в цех или чернорабочим.
Алехандра смотрела на его поношенный костюм и рваные туфли.
Когда Мартин наконец решился поднять глаза, он увидел, что лицо ее очень серьезно, брови нахмурены.
– Что, это очень трудно?
Она отрицательно покачала головой, потом сказала:
– Ладно, не беспокойся, найдем какой-нибудь выход. – И поднялась. – Пойдем походим, у меня ужасно болит желудок.
– Желудок?
– Да, часто болит. Наверно, язва.
Они пошли в бар на углу улиц Брасиль и Балькарсе. Алехандра у стойки попросила стакан воды, достала из сумки пузырек и накапала несколько капель.
– Что это?
– Лауданум.
Они снова вернулись в парк.
– Сходим ненадолго к Дарсене, – предложила Алехандра.
Пройдя по Альмиранте-Браун, они спустились по Арсобиспо-Эспиноса и по Педро-де-Мендоса дошли до места, где стоял под погрузкой шведский пароход.
Алехандра села на один из больших ящиков с надписью «Швеция» и стала смотреть на реку, Мартин уселся на ящик пониже, словно чувствуя себя вассалом этой принцессы. Оба смотрели на широкую реку цвета львиной гривы.
– Теперь ты понял, что у нас с тобой много общего? – спросила она.