О героическом энтузиазме

Краса чрез взоры в сердце проникая,
Раздула буйный горн в груди моей
И, зрительную влагу поглощая,
Высоко мечет жаркий сноп огней;
Потом, остаток влаги иссушая,
Чтоб дать сухой стихии мир верней,
Она Ео прах состав мой обратила,
На атомы меня развеществила.
Под страхом вечных мук,
О люди, мне убежище найдите,
От моего огня себя спасите,
Чтоб пламя вас не охватило вдруг,
И даже лютая зима
Не сделалась бы пеклом вам сама.

Следует восьмой, слепота которого причинена стрелой Амура, впущенной в него от очей к сердцу. Поэтому он жалуется не только в качестве ослепшего, но, кроме того, в качестве раненого и пылающего с такой силой, с какой, по его мнению, никто другой пылать не может. Его чувство легко выражается в следующем высказывании:

Говорит восьмой слепец

[70]

Предательский удар, триумф обмана,
Тугая тетива, стрел острие,
Бесчестный пыл, язвительная рана —
Вот, дерзкий бог, оружие твое!
Глаза пробиты, в сердце яд дурмана,
Раба любви слепое бытие;
Всю боль, весь жар, все путы неизменно
Ношу с собой, везде, ежемгновенно.
Герои, люди, божества!
Пришлось ли вам, близ Зевса иль Плутона,
Иль на земле, теперь, во время ль оно,
Самим (иль может, донесла молва)
Встречать таких, как мы, влюбленных,
Столь же покорных, столь же истомленных?

Наконец идет последний слепец, который к тому же еще и нем: не имея возможности (из-за отсутствия смелости) сказать то, что чрезвычайно хотел бы, не задевая и не вызывая отвращения, он вместе с тем лишен возможности говорить о чем-либо другом. Поэтому и говорит не он, а его поводырь, высказывающий соображение, которое я не истолковываю, так как оно понятно, а лишь передаю его нравоучительный смысл:

Говорит поводырь девятого слепца

[71]

Вы счастливы, влюбленные слепые!
Вы муки ваши в силах описать
И за свои рыдания глухие
Обресть участье добрых благодать.
У моего ж ведомого иные
Мученья — в них он осужден пылать,
Не раскрывая уст: где сил набраться,
Чтоб мог своей богине он признаться?
Толпа! Открой же путь
Страдальцу с ликом, скорбью истомленным!
Взгляни на жертву взором благосклонным:
Стучит его измученная грудь
У погребальной двери:
Ведь смерть ему милей его потери!

Ниже обозначены девять причин, вследствие которых человеческая мысль слепа к божественному объекту, так как не может задержать на нем очей. Из них:

Первая [причина], аллегорически изображенная в виде первого слепого, имеет природу особого вида, при которой он, пребывая на определенной ступени, все же несомненно стремится понять больше того, что он в состоянии Понять.

Минутоло. Поскольку ни одно естественное желание не является тщетным, мы можем поверить в более высокое состояние, какое подобает душе вне этого те\а, в котором она могла бы соединить себя со своим объектом или поднять себя выше к нему.

Северино. Вы сказали очень хорошо, что нет ни одной возможности и естественного влечения, которое было бы лишено глубокой причины, и что проявляет себя то же правило природы, которое приводит в порядок вещи. Это — истиннейшее и вернейшее дело для благоразумных умов, у которых человеческая душа (какой бы она ни проявляла себя, пока пребывает в теле) тем самым, что появилась в этом состоянии, выражает свое странствующее бытие в этой области, потому что стремится к всеохватывающей истине и всеобщему благу, а не довольствуется лишь тем, что идет на благо и на пользу ее собственному виду.

Вторая [причина], изображенная в обличье второго слепого, происходит от какой-нибудь извращенной страсти, какой в отношении к любви является ревность, представляющая собой как бы древесного червя, имеющего одного субъекта и врагом и отцом) и точащего ту шерсть «ли то дерево, из которого он произошел.

Минутоло. Этой второй причине, как мне кажется, нет места в героической любви.