О годах забывая

— Чего же не идешь? Подойди и скажи, что тебе надо! — подбадривал дед.

Павлик замешкался, оробел, остановился.

— Дедушка, скажи, пусть она после обеда… пусть Юлька после обеда придет на берег. Скажи, а? — Павлик говорил около самой стариковской ладони, приставленной к заросшему уху.

— Чтобы после обеда на берег пришла!

— Ну ладно, ладно, — пообещал дед. — А внучок не придет.

Павлик зашлепал к реке. Подошва от правой тапочки отлетела. Горячий песок обжигал ногу. Мальчуган старался, чтобы хоть пальцы не вылезали наружу. Он добрался до реки, разделся и занялся стиркой. Мужское достоинство не позволяло явиться перед Юлькой в таком растерзанном виде. Павлик стирал свои штаны, грязь отдирал песком, снова и снова полоскал их.

И к обеду в чистых, хотя и рваных штанах, в отстиранной курточке, застегнув на все пуговицы рубашку, Павлик поджидал Юльку.

Ее не было. Неужели дед позабыл? А, может, лучше, если она не придет… Нет, лучше бы пришла…

— Это ты меня звал? — услышал он за спиной певучий голосок и обернулся.

Юлька была ниже его ростом. Такая нарядная! Светилась и она, и ее розовощекая кукла. Он сразу же заметил в ее руке чудесный нож с большой рукоятью в виде медведя.

Увидев нож, он возненавидел девчонку: отобрала у него отца и захватила нож.

— Ты не любишь его! — выпалил он.

— Кого? — не поняла девочка, с удивлением рассматривая курносого и веснушчатого задиристого мальчишку. Он вынул из-за пазухи обшитый черным атласом чехол от ножа.

— Того, чей нож! Отдай! — Павлик попробовал вырвать нож, но это оказалось не так-то просто. Девочка отвесила ему приличную оплеуху, потом вторую… Она ухитрилась схватить своего врага за вздернутый нос. Девочка пустила в ход коготки и чуть не соскребла с носа Павлика половину веснушек. Не обратила внимания на куклу, когда выронила ее, не заметила, что о куст порвала платье, прозевала, что приблизились они к самой круче, а за нею — река. Она сражалась не за себя — за нож! А подножку дала такую, что Павлик шлепнулся на землю.

Юлька ловко увертывалась, сопротивлялась отчаянно, и тут Павлик в пылу драки толкнул ее. Юлька сорвалась с кручи и полетела в бурную речку. Вода сомкнулась над ее головой. Он оторопел: захлебнулась, утонет. Из воды высунулась рука Юльки. Рука сжимала нож. Пальцы медленно один за другим разжались. Нож исчез. Скрылась и рука.

Павлик бросился в реку. Течение тащило его. Он наглотался воды, но вот наткнулся на Юльку. Девочка зацепилась платьем за корягу, ее прибило к берегу. Павлик ухватил Юльку за руку, но ушел под воду. Течение вытолкнуло его на мель, он кинулся по берегу обратно, спрыгнул в воду, нашел Юльку, оторвал ее платье от коряги и вытащил девочку на берег. Все произошло очень быстро. Он стоял на коленях возле утопленницы. Юлька пришла в себя и разрыдалась:

— Ножа нет!

Павлик смотрел на нее молча, но не злобно. А Юлька плакала:

— И Атахан пропал… и нож потеряла. Ничего не осталось…

— Юлька! Юлька! — долетел до них сердитый оклик Наташи.

— Мама!.. — испуганно прошептала девочка. Она встала, поспешно вытерла слезы, но они появлялись вновь. Но, может, это стекали капли с ее мокрых волос.

— Не надо говорить, не говори мамочке, что я потеряла ножик, я его найду.

— Юлька! — громче и тревожней прозвучал оклик Наташи.

Павлик мгновенно исчез.

Юлька, дрожа, ожидала приближения матери. Порванное, грязное платьице, жалко свисая, облепило ее фигурку. Волосы слиплись и падали на глаза, косички распустились, на лице вспухали ветвистые красные царапины.

Наташа ускоряла шаги и наконец подбежала к берегу.

— Ах ты, негодная девчонка!

— Мамочка, прости!

Павлик наблюдал из-за кустов и мотал головой, подергивался, закрывал глаза, словно Наташа лупила не Юльку, а его.

— Мамочка, мамочка, прости меня! Больше не буду! — лепетала растрепанная Юлька. И, не выдержав этого наказания, Павлик заревел так, будто больше всех попало ему. Но, пристыженный своим криком, упал на траву и уткнулся в нее лицом.

Он плакал долго: потерял и Атахана, и Юльку с Наташей… Наплакавшись, он уснул. А когда проснулся, на землю уже опустилась ночь… Как сотни заведенных, торопящихся часов, тикали цикады. Зацокал соловей, смолк и вдруг разошелся. Кажется, благодаря ему резче запахли ночные цветы, ярче вспыхнули звезды, а луна раздвинула облака, чтобы взглянуть на певца. Свет луны коснулся грустного лица Павлика. Во всем мире были трое: луна, Павлик и соловей. Потом остались луна и Павлик. Он благодарно улыбнулся луне за то, что она — с ним.

Он закрыл глаза, свернулся калачиком, подтянув к груди колени. Но спал он недолго…

XII

Солнце осветило влажную макушку Павлика, когда он вынырнул из реки и, набрав воздуха, снова погрузился в воду. Его рваные тапочки, истрепанные штаны, дырявая куртка и рубашка с майкой были аккуратно сложены на берегу, как раз на том месте, откуда Юлька сорвалась в воду. Подобно круглому поплавку, заблестела его стриженая голова на торопливой реке.

Из-за бугра за Павликом тайком следили трое ребят. Это была засада. Выражение лиц мальчишек не предвещало ничего доброго. Вооруженные камнями и палками, они были настороже.