О грехе самоубийства и самоубийцах

Но совсем другое дело, когда молишься за человека, который всю жизнь свою грешил тяжкими смертными грехами и не подумал об очищении их покаянием. Тут уже не отраду вливает молитва, а, напротив, сообщает молящемуся тягость, смущение, беспокойство. Да так оно и должно быть. Воспринимая память о душе усопшего, молящийся вместе с тем делается как бы общником и его душевного состояния, входит в область его душевных томлений, соприкасается его грехам, неочищенным покаянием, берет на себя и долю его душевных страданий.

И сие-то томление и страдание душою во время молитвы за умершего грешника, если он еще не погиб грехом отчаяния, доставляет ему отраду и облегчение, приклоняя к нему Божие милосердие молитвою любви. Но если его душа перешла в иной мир в настроении враждебном к Церкви, если она отвергла искупительные заслуги Господа Спасителя мира, то — как молиться за таких? Как можно допустить себя до некоторого прикосновения тому богоборному настроению, коим душа его была заражена? Как восприять в свою душу все те хулы и безумные речи и даже помыслы, коими была полна его душа, может быть, даже в самый момент смерти?.. Не значит ли это — подвергать свою душу опасности заражения таким настроением? Не напрасно же говорят, что самоубийство заразительно: при одном имени самоубийцы в душе возникает его образ, а с образом сим рисуется и то, как он окончил жизнь…

Как у человека, смотрящего вниз с вершины высокой скалы или колокольни, откуда-то появляется мимолетная мысль — броситься вниз, так нечто подобное бывает и при воспоминании о самоубийстве человека, особенно известного тому, кто вспоминает о нем и имел к нему отношение. Говорю о людях впечатлительных и слабых. А ведь в молитве, как я сказал, мы как бы соприкасаемся своею душою душе того, за кого молимся… Что если молитва о самоубийце, вообще Церковью воспрещенная, будет неугодна Богу?.. Если благодать Божия отступит от нас за нарушение заповеди о послушании Церкви? За то, что мы свое мнение ставим выше учения и правил Церкви?

О всем этом пусть подумают те, которые требуют от служителей Церкви молить об еретиках и самоубийцах.

А можно ли, скажут мне, молиться за самоубийц и еретиков на молитве домашней, частной, нецерковной? Отвечаю: молитва домашняя не может стоять в противоречии с церковною, тем более, что церковная молитва несравненно выше частной, домашней. Что такое моя одинокая, грешная, слабая молитва в сравнении с церковною?.. В церковной молитве моя немощная и, может быть, нечистая молитва очищается и несется к Богу на крыльях молитвы всей Церкви, всего сонма верующих, сонма всех святых Божиих. Не имею я дерзновения за премногие грехи мои к Господу Богу моему, тем паче дерзновения молиться о том, кто премного прогневал Его смертным грехом отчаяния; и как дерзну делать то, чего не дерзает делать Церковь? Ибо если бы она дерзала, то не воспрещала бы таковой молитвы…

Таково общее суждение о молитве частной, домашней.

Но мне скажут: как удержаться от такой молитвы особенно человеку, который был связан с самоубийцей узами кровного родства или был очень близок к нему по духу любви, — как удержаться от того, чтобы излить свою душу пред Отцом Небесным? Как не возвестить Ему печали своего сердца?..

Но это — совсем другое дело. Никто не может запретить лично каждому из нас «изливать свою душу» в молитве пред Господом, «поведать Ему печали свои»: это — не одно и то же с молитвенным ходатайством за покойника. Мудрые, духовно опытные и обладавшие даром рассуждения старцы-подвижники удовлетворительно дают на это ответ. Так, известный Оптинский старец Леонид, скончавшийся в 1841 году, дал такое наставление своему ученику (Павлу Тамбовцеву), обратившемуся к нему за утешением по случаю полученного им известия о смерти отца, последовавшей от самоубийства: «Вручай как себя, так и участь своего родителя воле Господней, премудрой, всемогущей. Не испытывай Вышнего судеб. Тщися смиренномудрием укреплять себя в пределах умеренной печали. Молись преблагому Создателю, исполняя тем долг любви и обязанности сыновней».

— Но каким образом молиться за таковых? — спросил послушник.

— По духу добродетельных и мудрых так:

Взыщи, Господи, погибшую душу отца моего и, аще возможно, помилуй! Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне в грех сей молитвы, но да будет святая воля Твоя!