О, Иерусалим!

Командование Ҳаганы ухитрилось даже, обманув бдительность властей, организовать двухмесячные офицерские курсы, которые функционировали на одной из опытных сельскохозяйственных станций в Изреэльской долине; на этих курсах одновременно занималось около ста пятидесяти человек, а учились курсанты по аккуратным книжкам в красных переплётах — это были английские инструкции, выкраденные из британских казарм.

Как это ни парадоксально, но Иерусалим — центр сионистских устремлений в Палестине — никогда не был благодатной почвой для деятельности Ҳаганы. Надзор британских властей здесь был строже, чем где бы то ни было. На призывы Ҳаганы вступать в её ряды городская молодёжь реагировала с куда меньшим энтузиазмом, нежели кибуцники. Ортодоксальные религиозные группы относились к деятельности Ҳаганы весьма прохладно, а то и враждебно. Однако в Иерусалиме, как и повсюду в Палестине, Ҳагана была одной из главных движущих сил ишува.

Реальная сила Ҳаганы состояла не столько в её организации, курсах и подпольных акциях, сколько в том, что она пробуждала и воспитывала в евреях боевой дух. Основанная на принципах равенства и в то же время уважения к личности каждого своего члена, подчинявшаяся строгой дисциплине и в то же время допускавшая импровизации, Ҳагана была зеркалом того общества, которое она взялась защищать. Во главе её стояли лучшие представители молодёжи ишува. Своим личным примером они создали традицию беззаветной преданности своему народу и готовности пожертвовать за него жизнью.

Ничего подобного и в помине не было у палестинских арабов.

Трудно было бы указать на молодого араба, сколько-нибудь искушённого в воинском искусстве. Арабская буржуазия по сложившейся традиции пренебрегала военной профессией и предоставляла её выходцам из других классов общества.

Когда молодой работник радиостудии Хазем Нуссейби и его соседи обнаружили, что ни у кого из них нет даже пистолета, они сделали то же самое, что и сотни арабов в других частях страны, — бросились на базар к торговцам оружием.

Воспользовавшись моментом, те заломили неслыханные цены.

Затем Нуссейби возглавил делегацию своего квартала, которая отправилась в Верховный арабский комитет просить защиты.

После долгих препирательств, во время которых было выпито бесчисленное количество чашек крепкого чёрного кофе, Комитет согласился послать Хазему Нуссейби и его людям десять бойцов — феллахов из Самарии — за ежемесячную плату по десять палестинских фунтов за человека.

В квартале Верхняя Бака, к югу от иерусалимского вокзала, трое сыновей агента по продаже «бьюиков» — Джордж, Раймонд и Габи Диб — вознамерились создать у себя что-то вроде самообороны. Однако среди пяти тысяч жителей квартала они сумели набрать лишь семьдесят пять добровольцев. Их сограждане под любым предлогом старались уклониться от несения воинской повинности. Некоторые богатые торговцы специально посылали своих сыновей учиться куда-нибудь подальше — в Бейрут или в Амман, лишь бы уберечь их от опасностей службы в ополчении. Отчаявшись пробить брешь в стене равнодушия своих сограждан, братья Диб стали вербовать людей из единственно доступного источника — вооружённых банд муфтия. В какой-то северной деревне они наняли двадцать восемь человек, пообещав каждому десять фунтов в месяц.

Наёмников поселили в гаражах и на чердаках и кормили за счёт квартала. Командовать отрядом взялся бывший сержант палестинской милиции Абу Халил Гено; у сержанта был сиплый голос, вспыльчивый характер и склонность к шотландскому виски. Живописный Гено и его банда вскоре превратились для братьев Диб и всех жителей квартала в форменный кошмар.

Как-то у них случайно взорвалась связка ручных гранат; в результате квартал понёс свои первые потери. Большую часть времени наёмники проводили в поисках спиртного. Стоило прошмыгнуть кошке или раздасться случайному выстрелу с еврейского поста, как в ответ начиналась бешеная пальба, которая до смерти пугала и арабов, и их еврейских соседей.

Эта бессмысленная стрельба отвечала характеру феллахов. Для молодых арабов винтовка в руках была несомненным признаком мужественности — вроде рождения мальчика-первенца. Винтовка для араба была не только оружием, но и игрушкой; без неё не обходились ни свадьбы, ни похороны, ни деревенские пирушки, во время которых воздух беспрерывно оглашался залпами.

Поэтому арабы чуть ли не с детства были знакомы с оружием, но склонность бессмысленно разбазаривать боеприпасы резко отличала их от их противников-евреев, для которых каждый патрон был на вес золота. Эти феллахи часто были внуками или даже детьми кочевников-бедуинов; нередко они обладали истинным мужеством и смекалкой, столь необходимой для ведения партизанской войны. Под правильным руководством они могли бы стать опасными противниками, и именно среди этих людей муфтий находил своих наиболее преданных последователей.

Однако то, что люди муфтия считали военной силой, на самом деле представляло импровизированную парамилитарную организацию, рассеянную среди общин и кланов Палестины.