О, Иерусалим!

— Дипломатия и политика, — сказал он собравшимся, — не помогли нам достичь нашей цели. Теперь арабам Палестины осталось только одно: защищать свою честь и страну силой оружия.

Спокойно и методично он начал объяснять стратегию той борьбы, для ведения которой он был прислан сюда муфтием.

Подобно Игаэлю Ядину, Абдул Кадер знал, что война за Палестину будет выиграна или проиграна на дорогах. Никакая другая стратегия не отвечала тем средствам, которые Абдул Кадер имел в своём распоряжении. Лучше всего арабы умели нападать из засады на движущийся транспорт, а так как в еврейских грузовиках и автобусах всегда можно было чем-то поживиться, алчность подстёгивала их боевой дух.

Расстелив на ковре большую карту Палестины, Абдул Кадер провёл пальцем по цепочке обособленных еврейских поселений, обведённых красной чертой.

Первоначальная задача заключалась в том, чтобы нарушать коммуникации между отдельными пунктами, препятствовать их снабжению и в конце концов блокировать все поселения. Затем палец Абдула Кадера передвинулся в центр карты, к тёмному пятну в сердце Палестины — Иерусалиму. Арабский военачальник не хуже Бен-Гуриона понимал, что сто тысяч иерусалимских евреев — наиболее уязвимая часть ишува.

— Как только будет достаточно людей и оружия, объявил Абдул Кадер, — мы возьмём Иерусалим в кольцо.

Сцепив пальцы рук и как бы сжимая ими тёмное пятно на карте, арабский главнокомандующий поклялся:

— Мы задушим Иерусалим!

Часть вторая Иерусалим: Дом, восставший против самого себя Декабрь 1947 года — март 1948 года

7. Разве мы не соседи?..

К середине декабря 1947 года восторженное настроение, охватившее иерусалимских евреев в ту ночь, когда ООН приняла план раздела Палестины, сделалось лишь приятным воспоминанием. Бело-голубые флаги на улице Бен-Йеҳуды, уныло свисавшие с фонарных столбов, напоминали измятые ленты на похоронных венках. Красочные плакаты, некогда оживлявшие стены домов в еврейских кварталах Иерусалима, теперь были заклеены другими, на этот раз чёрно-белыми и куда более строгими объявлениями о мобилизации: каждому еврею-мужчине от семнадцати до двадцати пяти лет предписывалось зарегистрироваться для несения воинской повинности.

А дальше, всего в нескольких сотнях метров, и арабском квартале, пожилой шляпочник Филипп Арук выбивался из сил, стараясь выполнить все поступавшие к нему заказы на изготовление фесок. С 1936 года он не продавал столько фесок, сколько теперь. Эта тёмно-бордовая конической формы фетровая шапка с кисточкой была своего рода условным знаком, по которому снайперы муфтия, всё больше наводнявшие город, должны были определять, кто араб, а кто нет.

Днём жизнь в Иерусалиме оставалась относительно спокойной.

Центр города, как и раньше, кишел народом, и в витринах красовались товары, столь же пёстрые, как и само население Иерусалима. Из кофеен струился аромат жареного кофе. По городу разгуливали религиозные ортодоксы из Меа-Шеарим в длинных чёрных лапсердаках, девушки-кибуцницы в шортах и свитерах, йемениты-ремесленники, эмигранты из Германии в своих поношенных, но тщательно отутюженных двубортных костюмах; люди толкались на тротуарах и мостовых и не обращали внимания ни на ругань полицейских, ни на нетерпеливые гудки патрульных машин британской армии.

Однако внимательный взгляд сразу обнаружил бы, что в этой толпе недостаёт арабов, которые прежде придавали ей своеобразный колорит: исчезли мальчишки-чистильщики, уличные разносчики, торговцы горячими каштанами; исчезли продавцы лимонада, издали возвещавшие о своём приближении звоном медных тарелок. Исчезли и жители окрестных деревень, обычно привозившие в Иерусалим на своих тонконогих осликах горы апельсинов, помидоров, редиски и моркови.

Отчасти из страха, отчасти по приказу муфтия арабы старались избегать еврейских кварталов Иерусалима. Как у евреев, так и у арабов теперь была своя транспортная служба. Евреи ездили на выцветших синих автобусах кооператива «Эгед», арабы — на бледно-серебристых автобусах Арабской национальной компании.

Еврейские такси отказывались возить пассажиров в районы, населённые арабами, а арабские такси не появлялись в еврейских кварталах. Один иностранный корреспондент заметил, что переезд из еврейского района в арабский напоминает поездку за границу.