О, Иерусалим!

«С нами, а не с арабами он имеет дело только потому, что мы, по его мнению, более надёжные клиенты», — сказал себе Нахум Стави, наблюдая, как сидящий перед ним британский майор нервно протирает очки. Подразделение этого майора было расквартировано в северо-восточной части еврейского Иерусалима, в комплексе зданий школы имени Шнеллера (сиротский приют, существовавший на немецкие пожертвования и конфискованный англичанами). Нахум Стави, один из офицеров Шалтиэля, только что объяснил майору, почему Ҳагане так важно обосноваться в этих зданиях и не дать им попасть в руки арабов.

— Можно будет, пожалуй, — сказал майор, не поднимая глаз, — уступить вам помещение школы. Однако, — добавил он, — это потребует некоторых расходов.

Стави был к этому готов.

— Мы согласны, — сказал он англичанину, — оплатить все расходы наличными в разумных пределах.

Майор назвал сумму в две тысячи долларов. Стави кивнул в знак согласия.

Сделка с майором была первой победой Шалтиэля над арабами. В этой войне хитрость была важнее силы, а виски — эффективнее снарядов. Решающее сражение должно было произойти в течение самых критических суток за весь срок командования Шалтиэля — тех суток, когда британские войска покинут Иерусалим. В этот день англичане оставляли комплекс строений и укреплённых пунктов, откуда Великобритания много лет управляла Иерусалимом и всей Палестиной и которые, благодаря своему стратегическому расположению, были ключом к контролю над центром города.

Что касается школы имени Шнеллера, то, поскольку она находилась на отшибе, британское командование решило оставить её за два месяца до окончательного ухода из Иерусалима. Однажды мартовским утром британский майор, выполняя своё обещание, позвонил Стави и сказал:

— Мы уходим. Будьте около ворот ровно в десять и принесите деньги.

Стави появился на месте встречи в десять ноль-ноль. Вместе с майором он обошёл школу. Затем майор вынул из кармана ключи и протянул Стави, а тот передал майору конверт, в котором лежали две тысячи долларов. Незадолго перед тем адъютант Шалтиэля, вручая Стави деньги, посоветовал взять у британского майора расписку.

— Выдача расписок — очаровательная административная процедура, — сказал, улыбнувшись, майор. — Однако, по-моему, в данных обстоятельствах она не совсем уместна. — Желаю удачи! — добавил он и, помахав рукой, пошёл прочь.

Машина майора не успела ещё скрыться из виду, как бойцы Ҳаганы заняли все корпуса школы. Через четверть часа разъярённые арабы, сообразив, что произошло, атаковали школу, но было уже поздно. Школе имени Шнеллера предстояло сделаться основной базой Ҳаганы в Иерусалиме.

16. Галантерейщик из Канзас-Сити

Однако судьба Иерусалима решалась не только в его стенах, но и далеко за их пределами. На расстоянии многих тысяч километров от Святого города, в Вашингтоне, 13 марта встретились два человека. Владелец галантерейной фирмы из Канзас-Сити был совершенно выбит из колеи. Ни разу ещё за многие годы Эдди Джекобсон не слышал, чтобы его друг Гарри С. Трумэн говорил с ним так резко и с такой горечью. Может быть, впервые бывший компаньон Джекобсона отказывал ему в личной просьбе.

— Я не собираюсь, — сказал президент, — встречаться ни с Хаимом Вейцманом, ни с каким-либо другим сионистским лидером.

А необходимость такой встречи была очевидна. За несколько дней до того Трумэн одобрил в принципе предложение Государственного департамента отказаться от плана раздела и взамен выдвинуть предложение об учреждении опеки ООН над Палестиной. Сотрудники Государственного департамента уже работали над составлением текста меморандума, посвящённого этому предложению.

Узнав о существовании в Государственном департаменте нового плана, президент Всемирной сионистской организации, выдающийся учёный-химик Хаим Вейцман позвонил Эдди Джекобсону. Вейцман не был лично знаком с Джекобсоном, однако президент Бней-Брита сказал ему, что Джекобсон имеет влияние на Трумэна и, если захочет, наверно, сумеет что-нибудь сделать. Правда, было известно, что Джекобсон никогда не был сторонником сионистского движения, обращаться к нему было то же самое, что утопающему хвататься за соломинку, однако Вейцман решил всё-таки попытаться.

Выслушав Вейцмана, Джекобсон позвонил Трумэну и, несмотря на далеко не обнадёживающий тон президента, вылетел в Вашингтон, чтобы поговорить со своим другом лично. Здесь Джекобсон воочию убедился, какое раздражение вызывают у Трумэна попытки сионистов оказать на него давление. «Мой дорогой друг, президент Соединённых Штатов, — грустно подумал Джекобсон, — близок к тому, чтобы стать антисемитом». Особенно огорчило Джекобсона, что причиной этому была группа еврейских лидеров, которые «очерняли президента и клеветали на него».

Однако Джекобсону всё-таки удалось уговорить Трумэна принять Вейцмана. Через пять дней Вейцман вошёл в ворота Белого дома и встретился с президентом. Они беседовали сорок пять минут.