О, юность моя!

— А Шокаревых все-таки освободили. Видишь! Значит, у наших нет зверства ради зверства.

— А топка, топка? Могли ведь просто расстрелять!

— Но ведь и Новицкий мог просто расстрелять Караева.

— Ах, какое мне дело до Новицких!

Гринбах задохнулся от гнева. Он искал слов, не нашел и выпалил:

— Знаешь что? Иди-ка ты к чертовой матери!

И, уходя, уже в дверях со вкусом добавил:

— Св-волочь!

Так. Еще один друг ушел. Еще одна контузия. Пожалуй, посерьезнее всех других. Уехать! Скорее уехать из этого страшного города!

*

Когда человеку что-нибудь очень нужно, даже необходимо, он всегда неожиданно встречается с чудом. Если б это было не так, жизнь стала бы невозможной, просто немыслимой.

Впрочем, если вас смущает слово «чудо», заменим его словом «случайность». Представьте себе мир без случайностей. Все сводится к естественному отбору. Сильный пожирает слабого. Но звери отпускают своих детенышей на волю слабыми, едва выкуневшими одногодками. Но птицы выбрасывают из гнезда птенцов, как только те мало-мальски выучатся летать. Почему же их не истребили медведи и ястребы? Потому что существует великий закон Случайности, то есть точка пересечения многих закономерностей.

Елисей крепко верил в это. Вот он идет по главной улице в поисках этого самого чуда. Он уверен, что найдет его. И действительно, сколько раз проходил Леська мимо бродячего театра миниатюр «Гротеск», он запомнил только надпись на афише: «Антреприза С. Г. Вельского». Но сегодня у входа в театрик громоздилось целое сооружение из желтых, красных, коричневых кофров, чемоданов, саквояжей, баульчиков. Пожилой мужчина с актерским лицом метался по тротуару в поисках носильщиков, но никого не было: все ушли в революцию.

Леська подошел и остановился.

— Молодой человек! Хотите заработать? — бросился к нему мужчина.

— Хочу.

— Сейчас подойдет линейка. Поможете грузить?

— А куда едете?

— На вокзал.

— А дальше?

— В Мелитополь. А что?

— Возьмете с собой меня?

— Ну что ж! Рабочий сцены нам нужен. К тому же будете читать «Двенадцать» Блока. Знаете?

— Нет.

— Будете читать.

Так Леська попал в театр.

Бельский был блестящим организатором. Наряду со скетчами, опереткой и китайцем, демонстрировавшим ручного медведя, он в связи с революцией вынудил танц-куплетиста читать «Выдь на Волгу», а суфлершу — рассказы Короленко. Под Некрасова и Короленко серьезный человек Демышев дал антрепренеру две теплушки для переезда в Мелитополь, который к этому времени тоже стал советским.

В первом вагоне ехала аристократия театра: антрепренер с женой, примадонна Светланова 2-я, каскадная Лида Иванова, китаец, его медведь и, наконец, отпрыск Агреневых-Славянских, известных руководителей русского хора. Во второй теплушке вместе с декорациями, сундуками с гардеробом, париками, нотами, пьесами и всяким реквизитом утряслись маленькие актеры, хористы, оркестранты. Туда же сунули и Леську.

Так доехали до Сарабуза, где Бельский увидел на перроне небольшой цыганский табор — человек восемь. Он соскочил с вагона, помахал руками перед главным цыганом, выдал ему николаевскую сотню, и вдруг вся восьмерка поднялась и пошла грузиться в теплушку.

Без звонков и свистков состав двинулся снова. Вагон был в щелях. Ветерок гулял по нему как хотел.

— Холодно,— сонно сказала молоденькая цыганка Настя.— Надо спать в обнимку.— Она крепко обняла Леську и прижалась к нему всем телом. Леська боялся шевельнуть пальцем от испуга и счастья. Вскоре девушка заснула. Потом отвернулась от него и разметалась.

«Что такое женщина? — думал Леська.— Почему с ней так хорошо? Они еще ничего для меня не сделали, никем для меня не стали. Но все мои горести, весь этот камень под грудью вдруг рассосался, как в крутом кипятке камешек соли. Откуда во мне эта тихая радость? Какое я имею на нее право?»

Поздно ночью остановились на какой-то станции. Настя растолкала Леську:

— Пойдем, проводишь меня до ветру. А не то сторож поймает, целовать начнет.

Леська хоть и спросонья, но восторженно повиновался. Настя залезла под вагон, а Леська стоял на страже. «Ново-Алексеевка»,— прочитал он название станции. Потом они снова взобрались в теплушку. Хотя тоненькая Настя обладала силой и гибкостью, Леська счел нужным поддержать ее за талию и снова стал счастлив. Малейшее прикосновение к ней наполняло его блаженством. Опять легли рядом. Настя взяла Леськину руку в свою и тут же уснула.

Никогда еще Леська не был так близок с девушкой. Он впервые понял, что такое женщина в жизни мужчины. Особенно ярко он почувствовал это потому, что еще совсем недавно был так несчастлив. Говорят, будто горе проходит, когда пьешь водку. Но Елисей как-то раз выпил — ничего такого не почувствовал. Совсем другое — женщина. Так вот в чем ее тайна!

В Мелитополь прибыли воскресным утром. По городу уже висели афиши с объявлением о дневном концерте. Первым вышел пианист из оркестра и сыграл «Музыкальный момент» Шуберта и «Колыбельную» Грига. В зале сидели красногвардейцы с красными бантами на груди и обмотками на ногах. Театр не топили, поэтому публика куталась в шинели и дымила цигарками. Но слушали хорошо.