О Юре Шатунове и других

Ситуация была критической, и в какой-то маленькой больничке, то ли под Новосергеевкой, то ли еще под каким-то районным поселком — уж не помню, решились на операцию. Условий для общего наркоза там не оказалось, и сложное хирургическое вмешательство пришлось делать под местным обезболиванием. А чтобы отвлечь бедолагу от собственных внутренностей, ему врубили «Белые розы».

Костя молча слушал эту историю, а я радовался, что у него хватает такта не спрашивать, давно ли это было, и под чью запись шла операция, под шатуновскую или его, пахомовскую…

После гастролей я решил, что еще какое-то время можно поработать с Костей. Это укоротит его дорогу к собственной цели. Мне же поможет заполнить мучительную паузу, которая возникла из-за поиска нового солиста.

Пуда соли во время фестиваля «Русское поле» мы с Костей не съели. Огня и воды не прошли. Медных труб — тоже (не в духовом оркестре гастролировали). Но изматывающий график работы, обессиливающие погрузки — разгрузки аппарата — это все выдержали. И Костя оказался надежным коллегой.

Между тем Оренбург, его культуртрегерская верхушка, переживали глубокий шок: к ним приехал ревизор… то бишь Андрей Разин. Он обставил свой приезд по классической гоголевской схеме, известной еще из знаменитого «Ревизора», и оренбургское чиновничество повело себя так же классически, в духе провинциального трепетания перед могущественным «центром».. О том, как развивалась эта комедия, рассказано немало, в том числе и самим Разиным. Мне трудно здесь что-либо добавить, поскольку свидетелем этих событий я не был. Все происходило без меня.

Разин появился у меня дома к концу своей «инспекционной» поездки. Предложил с ним завязаться. Я тут же согласился. Оренбургская атмосфера, сложившаяся к тому времени вокруг меня, ничего хорошего не сулила. Разин же обещал златые горы. Конечно, узнай я своевременно некоторые факты, связанные с разинским приездом в Оренбург, я бы насторожился. Но эти факты всплыли гораздо позже. Выяснилось, в частности, что отношение Андрея ко мне было вовсе не танин однозначным, каким он его представил, явившись ко мне домой. То ли он сомневался, не помешаю ли я ему в «новом» деле… То ли вел какую-то свою игру… По крайней мере, когда он посетил редакцию областной молодежки, то на эпитеты в мой адрес не скупился. Вячеслав Моисеев, сотрудник газеты, вспоминает об этом так:

«Однажды жарким летним днем в мой кабинет вошли двое — директор областного научно-методического центра А.И.Рублев и неизвестный мне худощавый молодой парень среднего роста.

— Вот, — сказал Алексей Иванович, — товарищ из Москвы. Хочет с вами поговорить.

Парень предъявил командировочное удостоверение на бланке, помнится Министерства культуры, а также корочки, в коих значилось, что податель сего Разин А.А. работает в студии а Рекорда опять-таки при Министерстве культуры…

…Андрей Разин принялся ругать нашу редакцию за то, что мы осмелились напечатать статью о «Ласковом мае» без согласования с директором школы-интерната № 2 В.Н.Тазикеновой. Много интересного узнал я в тот день от товарища Разина — и что мальчик травмирован свалившейся на него славой, а ему надо учиться, и что директор интерната озабочена дурным влиянием на Юру Сергея Кузнецова, и что Кузнецов наркоман, пьяница и еще чего похуже (вообще им прокуратура занимается), и что Юру эксплуатируют и наживаются на нем…

…Я начал тихо звереть, когда Разин по третьему кругу принялся объяснять, что мы были неправы, напечатав заметку «Неизвестные «звезды». Я не мог уяснить, что же ему от нас надо. А надо ему было, как я теперь понимаю, чтобы мы с дрожью в голос заверили, что больше никогда-никогда не станем писать о «Ласковом мае» и уж, конечно, не поместим впредь ни одной фотографии группы. Для чего это было нужно Разину? Могу только предполагать. Разин понимает, что при почти полном отсутствии информация о «Ласковом мае», он может легко вживиться, «трансплантироваться» в нее, чтобы стать неотъемлемой ее частью. К тому моменту, когда группа появится на телевидении, зазвучит по радио, когда о ней начнет писать центральная пресса, он, Андрей Разин, «как тут и был» с самого начала…»

Наверное, догадка Славы верна. Но мне в то время, летом 1988 года, не хотелось видеть в приезде Андрея никакой крамолы. Я видел в нем такую озабоченность судьбой группы, какую до этого не встречал ни у кого. Он четко и энергично расписал перспективы, план действия, и я понял, что с этим администратором не пропадешь.