Что касается моего первого личного опыта общения с южнокорейцем, то он имел место в Союзе Мьянма, куда я был назначен Послом России в 1997 году. Дело было так. Управление высокого комиссара ООН по делам беженцев (UNHCR – УВКДБ) осуществляло в Мьянме программу т. н. реабилитации, а попросту помощи рохингам. Это – мусульмане, этнические бенгальцы, однако постоянно жили в Мьянме близ бангладешской границы. В силу некоторых причин, которые к моему рассказу не относятся, в начале 1990‑х большое число рохингов перешло из Мьянмы в Бангладеш, что вызвало неудовольствие последней, и та пожаловалась в ООН, Мьянма вынуждена была принять рохингов назад, а УВКДБ начало уже упомянутую программу. Был разбит лагерь в труднодоступной местности в джунглях, туда привезены многочисленные эксперты из разных стран от Швеции и Австрии до Гватемалы и Малави, которые стали учить рохингов сажать картошку, торговать рисом и бобами и копать ирригационные канавы, что они как сельские жители и прежде прекрасно умели. На программу, освященную авторитетом ООН, были выделены немалые деньги, которых, однако, постоянно не хватало. Это было вполне объяснимо, поскольку все задействованные в проекте лица помимо того, что получали какие-то невероятные базовые оклады, пользовались частыми оплаченными отпусками в любом конце света и многими другими дополнительными привилегиями. Поэтому возглавлявший программу пробивной итальянец время от времени организовывал поездки в джунгли аккредитованных в Янгоне послов. Те должны были убедиться, насколько эффективно он работает, и походатайствовать перед правительствами своих стран о выделении на программу дополнительных денег.
Когда я в первый и единственный раз отправился в такую поездку, оказалось, что итальянец перестарался с приглашениями, и помимо послов из Янгона в лагерь УВКДБ прибыли также послы из Бангкока, которые были аккредитованы в Мьянме по совместительству. Поэтому выделить каждому послу по отдельной комнате не получилось. Нас должны были расселять по двое, и мы стали бросать жребий, кому с кем жить. Мне выпало с южнокорейцем, с которым у меня до этого момента была лишь краткая встреча, когда я по прибытии в Янгон объезжал коллег по дипкорпусу с протокольными визитами. Я, откровенно говоря, отнесся к представившейся перспективе с некоторой настороженностью, почувствовав, однако, при этом, что и моему соседу по комнате тоже как-то не по себе. Причина его душевного дискомфорта, как потом выяснилось, была того же порядка, что и у меня. Если я впервые в жизни так близко столкнулся с южнокорейцем, то для него это был первый подобный случай с русским. Мы прожили в одной комнате три дня, и скажу, положа руку на сердце, я никогда прежде не имел дело со столь деликатным соседом по комнате. Полагаю, что я как сосед произвел на южнокорейского коллегу тоже благоприятное впечатление. Мы подружились, и его жена потом научила мою жену готовить гордость корейской кухни – капусту кимчи, причем сделано это было очень основательно: была прислана видеокассета, на которой был запечатлен процесс, книжечка на английском с историей кимчи и необходимые компоненты, чтобы обеспечить адекватность конечного продукта. Благодаря южнокорейскому коллеге мы с женой так прониклись культурой кимчи, что первым музеем, который посетили по приезде в Сеул, был музей кимчи в тамошнем элегантном модерновом комплексе COEX. К тому времени, когда мы приехали в Сеул, мой южнокорейский друг по Янгону ушел уже в отставку из МИД Кореи, но трудился консультантом в одной из деловых структур, и мы регулярно встречались.
Всяк сверчок знай свой шесток
Всяк сверчок знай свой шесток – непреложный закон поведения в корейском обществе. Отчетливо сохраняющее свои крестьянские корни корейское общество являет собой общество – семью, каким в свое время было, кстати, и русское деревенское общество. Немец или француз не назовет случайного человека на улице «папашей», как это до сих пор может сделать русский, или незнакомую женщину «аджумони» – «тетушкой», как поступает кореец. Немецкое или французское общество с их давними городскими буржуазными традициями – это общество-рынок, и там в обиходе нейтральные, формально вежливые обращения – «герр», «месье», «фрау», «мадам», у которых нет того пусть откровенно фамильярного, но крайне доброжелательного духа, как у «папаши» или «аджумони».