О Китае

Но тут в бой вступает еще один претендент на свою долю китайского наследства. К 1860 году русские имели свое представительство в Пекине на протяжении почти 150 лет — духовную миссию, благодаря которой Россия была единственным европейским государством, получившим разрешение учредить свое представительство. Российские интересы в каком-то смысле совпадали с интересами европейских держав; Россия получала все привилегии, которые предоставлялись договорным державам без присоединения к периодической демонстрации силы со стороны Англии. С другой стороны, главной целью было пойти дальше распространения православия в Китае или ведения прибрежной торговли. Она замышляла воспользоваться упадком цинов, чтобы расчленить китайскую империю и присоединить к себе «внешние доминионы». Россия, в частности, положила глаз на слабо управляемые и нечетко демаркированные просторы Маньчжурии (родина маньчжуров на северо-востоке Китая), Монголию (в то время степное пространство полуавтономных племен на севере Китая) и Синьцзян (пространство из гор и пустынь на дальнем западе, населенное в те времена преимущественно мусульманскими народностями). Для этого Россия постепенно и намеренно продвигалась и расширяла свое присутствие вдоль этих приграничных районов, завоевывала благосклонность местных князьков, предлагая им должности и материальные блага и подкрепляя свои действия грозной кавалерией[102].

В период максимальной опасности для Китая Россия проявила себя как колониальная держава, предложившая посреднические услуги в конфликте 1860 года, что было, по сути, одной из форм угрозы вмешательства. Мастерская — другие могли бы ее назвать двуличной — дипломатия поддерживалась открытой угрозой применения силы. Молодой граф Николай Павлович Игнатьев, умный и хитрый царский полномочный представитель, сумел убедить китайский двор в том, что только Россия может обеспечить вывод западных оккупационных сил из китайской столицы и убедить западные державы в том, что только Россия сможет обеспечить выполнение Китаем обязательств по договорам. Облегчив англо-французское продвижение на Пекин путем предоставления карт и разведданных, Игнатьев, с другой стороны, убедил оккупационные силы в том, что с приближением зимы река Байхэ — водный путь в и из Пекина — замерзнет и таким образом армия окажется окруженной враждебно настроенными толпами китайцев[103].

За эти услуги Москва получила поразительный выкуп в виде территории: широкая полоса земли в так называемой Внешней Маньчжурии вдоль тихоокеанского побережья, включая город Владивосток[104]. Одним махом Россия приобрела крупную новую военно-морскую базу, форпост на Японском море и 350 тысяч квадратных миль территории, когда-то считавшейся китайской. Игнатьев также провел переговоры о положении об открытии Урги (ныне Улан-Батор) в Монголии и города Кашгар на далеком западе Китая для торговли с Россией и учреждения там консульств. Унижение было усилено тем, что Элгин, в свою очередь, обеспечил для Англии расширение колонии в Гонконге за счет соседней территории Цзюлун. Китай попытался заручиться поддержкой России на случай еще одного нападения договорных держав, господствовавших в китайской столице и на побережье, но в эпоху китайской слабости «использование варваров против варваров» не обходилось без жертв.

Сопротивляясь угасанию

Китаю не удалось бы выжить в течение четырех тысячелетий как уникальной цивилизации и в течение двух тысячелетий как унитарному государству, если бы он пассивно относился к безудержным иностранным вторжениям. На протяжении всего этого периода завоеватели либо принимали китайскую культуру, либо их постепенно поглощали свои же подданные, скрывавшие свое сопротивление под маской терпимости. Наступил еще один такой период.

В результате конфликта 1860 года император и дворцовая фракция, выступавшая против учреждения британской миссии, покинули столицу. Великий князь Гун, сводный брат императора, в докладной записке на имя императора в 1861 году так подытожил ужасный стратегический выбор для Китая:

«Сейчас, когда Няньцзюньское восстание пылает на севере, а Тайпинское — на юге, наши военные поставки истощены, наши войска измотаны. Варвары используют нашу слабость и пытаются установить контроль над нами. Если мы не сдержим свой гнев и продолжим враждебные действия, нас ждет мгновенная катастрофа. С другой стороны, если мы не будем обращать внимание на то, каким образом они вредили нам, и не сделаем никаких приготовлений против них, то мы оставим в наследство нашим сынам и внукам источник печали»[105].

Вот в чем заключалась классическая дилемма терпящих поражение: может ли общество сохранять сплоченность, стараясь адаптироваться к завоевателю, и как наращивать способность превратить неблагоприятный расклад сил в свою пользу? Великий князь Гун сослался на древнюю китайскую пословицу: «Склоняться к миру и дружбе, когда временно ты вынужден делать это; использовать войну и оборону в качестве своей подлинной политики»[106].