Ни ревность, ни остатки страсти к испанцу мне не понравились. Я разнервничалась. И это означало, что я еще не готова встретиться с ним. Не готова хладнокровно прийти на работу и выдержать их присутствие.
– Моя жена изъявила желание пересесть к вам.
Проклятый, ненавистный голос, от которого все тело покрылось мурашками.
– Вы не против?
И посмотрел на меня, прямо мне в глаза, немного нахмурив резко очерченные черные брови.
– У вас…необыкновенные глаза. Это линзы?
Глава 6
– А что не так с моими глазами?
– Они слишком синие.
И не могу удержаться, чтобы не рассматривать его. Не могу контролировать сильное биение сердца и кровь, несущуюся по венам. Как плохо я себя знаю. Оказывается, стоило его увидеть так близко, стоило подойти вплотную, и меня начало выворачивать, выкручивать, трясти от его близости. Красивый. Подлый мерзавец стал еще красивее за это время. Возмужал, заматерел, повзрослел. И эта распахнутая на груди рубашка с витиеватой цепочкой, отливающей бликами на смуглой коже, гладко выбритые скулы, запах дорогого парфюма. Взгляд упал на его губы, и у меня пересохло в горле. К черту ублюдка. Он со всеми так. На всех так действует.
– С такими родилась.
– Я только один раз такие видел.
– Поздравляю – это ваш второй.
Ему явно не понравился мой тон, и наглый блеск в глазах сменился злостью. Как бы ему сейчас хотелось вытащить меня в коридор или в туалет и трахнуть, как он привык это делать с другими женщинами. Беспардонно вставлять в них свой член и самоуверенно наслаждаться своим триумфом. Проклятый кобель за эти годы перетрахал каждую юбку, которая к нему приближалась, невзирая на возраст. У него даже был роман с шестидесятилетней владелицей картинных галерей во Франции. Прикупил себе там несколько картин, украшал свой дом, свое гнездо дьявола с ворованным счастьем, которое украл у меня.
– Не помешаю? – Владимир вернулся с бокалом белого вина для меня и галантно мне его подал. Как вовремя. Как же вовремя. Мне была нужна эта передышка.
– Спасибо, любимый, – ласково улыбнулась, встретила взгляд Владимира, полный недоумения.
– Пожалуйста, моя королева.
Подыграл мне и выразительно улыбнулся. Я расслабилась. Рядом с этим человеком я чувствовала себя уверенно, знала, что он сможет меня защитить от этого подонка. Альварес потянул носом с каким-то злым презрением. Ему явно не нравился Володя, а вот я нравилась. Это было видно. За эти годы я научилась распознавать похоть в мужских глазах, вожделение, голод. Меня учили их вызывать, учили смотреть в камеру, принимать различные позы, которые должны свести мужчину с ума. Но с Альваресом пока что рано играть в такие игры. И у меня совсем иная цель. Мне мало, чтобы он захотел меня трахать, мне мало, чтобы он захотел меня сделать своей любовницей, я хочу заставить его меня любить…. я хочу отобрать у него душу, так, как он отобрал у меня мою, разорвать ее в клочья и пройтись по ней каблуками, втаптывая в грязь.
И я много сделала и еще сделаю для этого. И у меня еще есть время изучать его дальше. Изучать настолько хорошо, чтобы у него не осталось ни единого шанса. Но сейчас я еще не готова. Я все еще трепещу от его взгляда, я все еще дрожу от звука его голоса, представляю его руки на моем теле, а губы на моих губах, и понимаю, что хочу его сама. А значит, еще нужно себя воспитывать, выжигать в себе эту страсть, вытравливать до хладнокровия.
– А о чем вы здесь так мило беседуете?
Каролина уселась напротив меня рядом с Армандом и кокетливо улыбнулась Владимиру. Интересно, своему гинекологу она тоже так улыбается? Да, я знала, что ее гинеколог мужчина, а также знала, сколько абортов она сделала до того, как украла у меня сына. Один на сроке шестнадцать недель. После этого у нее никогда не могло быть детей.
Я с трудом сдерживала себя, чтобы смотреть на нее без злости, без желания выцарапать глаза или выдрать ей волосы. Еще не время. Потом, позже я причиню ей такую же боль, как она причинила мне.
– Ваша эм..ииии…эммм, – нарочно застопорилась, чтобы унизить и показать, что не знает о том, кто я для Владимира.
– Моя невеста. Виолетта — моя невеста и будущая жена, а еще она моя королева.
Если бы я могла, я бы сейчас расцеловала Владимира в обе щеки и, запищав, повисла у него на шее.
– О как. Неужели в женщинах осталась что-то, что еще может вас привлекать и быть для вас неизведанной тайной?
– Что есть тело? Тело — это глина, пластилин, если угодно. Оно ломается, сохнет, стареет и так далее. Кто любит только тело, тот непостоянен. Заведомо ветренен и несерьезен. И даже глуп. Так как и собственное тело придет в убогость. Любят душу, любят то, что скрывается под глиной. А там, – он посмотрел мне в глаза, – там столько тайн, что жизни не хватит их отгадать.
– Да вы поэт.
Альварес оторвался от сотового и посмотрел на Владимира с косой усмешкой.
– Эта женщина из меня делает многорукого и многоликого. Для нее я кто угодно.
– Завидую… после родов всегда будет рука, которая вылепит совершенство. Жаль… у меня такой возможности не было, и я подурнела, потолстела.