О красоте

Фразы вылетали из его уст почти автоматически. Он чувствовал, как его тело пронзает ветер из сада, буравя отверстия, которые организм помоложе держит на замке. Повторение идей, принесших ему скромную славу в его крошечном кругу, нагоняло на Говарда тоску. Любовь в одной части его жизни погасла, и в другой тоже стало холодно.

— Познакомь нас, — внезапно потребовала какая - то женщина, схватив его за дряблую мышцу плеча. Это была Клер Малколм.

— Простите, я украду его у вас на полминуты, — сказала Клер куратору и его другу, не обращая внимания на их озабоченные лица. Она оттащила Говарда в угол комнаты. Прямо напротив них грянул раскатистый смех Монти Кипса, опережая и перекрывая хохот окружающих.

— Познакомь меня с Кипсом.

Они стояли рядом, Клер и Говард, и смотрели в другой конец гостиной, как родители, которые наблюдают за своим гоняющим по футбольному полю сорванцом. Стояли не нос к носу, но близко. Глубокий загар подвыпившей Клер покрылся нежным румянцем, затопившим бесчисленные родинки и веснушки ее шеи и лица и омолодившим ее так, как не снилось ни одной косметической процедуре. Говард не видел ее почти год. Они вели себя аккуратно, не привлекая к своей связи внимания и не договариваясь о конспирации. Просто избегали друг друга на кампусе, обходили стороной столовую колледжа и делали все, чтобы не пересекаться в обществе. В качестве дополнительной меры Говард перестал бывать в марокканском кафе, куда по вечерам стекалась чуть ли не вся английская кафедра покорпеть над стопками эссе. Потом Клер уехала на лето в Италию, за что он был ей благодарен. Видеть ее теперь было невыносимо. Она пришла в простом прямом платье из очень тонкого хлопка. Ее маленькое постное тело то проступало сквозь него, то скрадывалось им — зависело от того, как она стояла. Глядя на эту Клер — небрежный макияж, простая одежда, — никто не догадался бы о маниакальной педантичности, с которой она ухаживала за другими, более интимными частями тела. Говард был изумлен, когда это открыл. В какой же они лежали позе, когда она вдруг решила объяснить, что ее мама парижанка?

— Ради бога, зачем тебе это?

— Он привлек внимание Уоррена. Да и мое. Знаешь, публичные умные люди — загадка, они невероятно притягательны. В них есть какая-то червоточина, а Кипсу еще и сквозь расовые предрассудки продираться приходится… Мне так нравится его элегантность. Он страшно элегантный.

— Страшно элегантный фашист.

Клер помрачнела.

— Но он такой неотразимый. Как Клинтон — харизма зашкаливает. Возможно, это все феромоны, назальные — Уоррен тебе объяснит.

— Назальные, анальные — какая разница, из каких дырок все это прет. — Говард поднес стакан к губам, что смикшировать следующую фразу. — Твои теперь, кстати, в надежных руках — поздравляю.

— Мы очень счастливы, — бесстрастно ответила она. — Боже, я от него в восторге!

Говард было подумал, что она имеет в виду Уоррена.

— Смотри, как он подчинил себе комнату. Он же повсюду!

— Да, как чума.

Клер повернулась к Говарду с ехидным выражением лица. Должно быть, она подумала, что теперь, когда их беседа прочно приняла ироничное направление, она вполне может на него взглянуть. В конце концов, их связь дело прошлое, и за целый год она так и не всплыла на поверхность. Клер даже замуж успела выйти. Теперь воображаемая ночь во время мичиганской конференции — общепринятый факт, а трехнедельного романа Говарда и Клер как бы и не было. Так почему не поговорить друг с другом, не посмотреть друг другу в глаза? И все - таки взгляды были смертельно опасны, — едва Клер повернулась к нему, они оба это поняли. Клер поспешила продолжить разговор, но страх гротескно исказил его.

— А я думаю, — сказала она нелепо язвительным тоном, — ты хочешь быть как он.

— Ты что, выпила лишнего?

Внезапно ему в голову пришла злая мысль: хорошо бы Клер на свете не было. Без его вмешательства — просто не было и все.

— Эти ваши дурацкие идейные войны… — Она скорчила гримасу, задрав губы и обнажив свои розовые десны с дорогущими американскими зубами. — Вы оба знаете, что они не стоят ломаного гроша. В стране есть проблемы и поважнее. Зреют идеи более значимые. Разве не так? Иногда мне даже страшно тут оставаться.

— Так мы что обсуждаем — состояние нации или страхи Клер Малколм?

— Не умничай, — раздраженно сказала Клер. — Я всех имею в виду, а не только себя. Речь же не об этом.

— Ты говоришь, как школьница. Как мои дети.

— Зреют глобальные идеи, они затрагивают самые основы — не только здесь, во всем мире. Основы, понимаешь? При чем тут твои дети или чужие дети? Глядя на то, что творится в этой стране, я благодарю Бога, что у меня вообще нет детей.

Говард, сомневавшийся в том, что эта благодарность искренна, скрыл свою недоверчивость за изучением пожелтевших дубовых половиц.

— Господи, когда я думаю о предстоящем семестре, меня тошнит. Плевать всем на Рембрандта, Говард… — Клер умолкла и горько усмехнулась. — Или Уоллеса Стивенса [17]. Есть вещи поважнее, — повторила она, допила вино и кивнула.