О красоте

- Я догоню вас, - крикнула Виктория двум парням, которые возвращались в здание, ухмыляясь и лепя снежки голыми раскрасневшимися руками. Она пошла в ногу с Говардом. Он заметил, что на ее волосы снег ложится не так, как на его. Белые хлопья, словно глазурь, опушали ее голову ровным слоем.

- Я такого никогда не видела! - весело сказала Виктория, когда они вышли за ворота и пересекали дорожку, ведущую к главной площади колледжа. Она сунула руки в задние карманы джинсов: смешная поза, локти торчат, как обрубки крыльев. - Сколько нападало, пока мы были в классе! Вот это да! Как в кино.

- В кино его уборка не стоит миллион долларов в неделю.

- Неужели так дорого его убрать?

- Очень дорого.

- Это же уйма денег! -Да.

Их второй разговор с глазу на глаз не отличался от первого: туповатый и странно ироничный; Ви улыбалась во весь рот, а Говард не мог понять, флирт это или насмешка. Может быть, и с его сыном она спала в шутку? Если так, то вышло не смешно. Однако Говард подыграл ей: молча сделал вид, что они познакомились только в колледже и отношения у них строго уставные. Ви сбивала его с толку. Она совершенно не боялась его. Любой другой его студент сейчас прочесывал бы извилины в поисках умной фразы, а то и вообще не рискнул бы к нему подойти без блестящей заготовки, скучного риторического сувенира. Сколько часов жизни ушло на скупые улыбки в ответ на хитроумные комментарии, которые целыми днями, а то и неделями холили и лелеяли эти честолюбивые дети в своих воспаленных оранжерейных мозгах? Но Виктория была на них не похожа. За пределами класса она чуть ли не гордилась собственной недалекостью.

- Вы ведь знаете, что студенческие общества дают этот идиотский обед? - спросила она, задрав голову в ослепшее от снега небо. - Каждый стол должен пригласить трех профессоров, наш будет в корпусе Эмерсона[[66]], и у нас все по-простому, по-дружески, в отличие от некоторых. За столом будут и мужчины, и женщины, вперемешку, без церемоний. В программе собственно обед и речь - долгая и нудная. В общем, если подобные мероприятия не для вас, то так и скажите. То есть я точно не знаю, как это будет, - я в таких обедах еще не участвовала. Но я решила позвать вас. Почему бы, думаю, не позвать? - Она высунула язык и стала ловить им снежинки.

- Ну… я, конечно, приду, раз вы просите, - начал Говард, поворачиваясь и испытующе глядя на Ви, по- прежнему увлеченную снегом. - Но… вы уверены, что не должны, скажем, позвать своего отца? Я не хотел бы давить ни на чьи мозоли, - быстро добавил он, даже не вспомнив под властью чар Виктории, что он тоже кое-что должен.

- О господи, нет. Его уже кто только не пригласил. Кроме того, меня слегка напрягает, что за столом он может начать молиться. То есть он точно начнет, и это будет… занятно.

Досадно, что у нее уже появился разболтанный трансатлантический акцент его детей. Говарду нравился ее северолондонский выговор с карибским оттенком, отполированный, если он не ошибался, дорогой частной школой. Их прогулка закончилась, здесь их пути расходились - Говарду надо было наверх, в библиотеку. Они стояли лицом к лицу, почти вровень друг с другом из-за ее высоченных каблуков. Ви взяла себя за плечи и жалобно натянула нижнюю губу на свои крупные зубы, как иногда делают красавицы, корча глупые рожи и не боясь, что впечатление от их гримас засядет в памяти собеседника. В ответ Говард напустил на себя серьезность.

- Я согласен прийти при одном условии.

- Каком? - Она хлопнула руками в запорошенных варежках.

- Если там не будет песенного клуба.

- Что? О чем вы говорите?

- В американских колледжах сохранилась такая традиция. Молодые люди собираются и поют, - морщась, объяснил Говард. - Что-то вроде хорового пения.

- Не думаю, что там будут петь. Никто не говорил об этом.

- Если будет песенный клуб, я не пойду. Это дело принципа. У меня в жизни был неприятный эпизод.

Теперь Ви в свою очередь заподозрила, что над ней смеются. Однако Говард не шутил. Она бросила на него косой взгляд и щелкнула зубами.

- Так вы придете?

- Если вы хотите.

- Хочу. Это будет после Рождества, в следующей жизни, точнее - десятого января.

- И к черту пение, - сказал Говард ей вслед.

- К черту пение!