О красоте

- Послушайте, вы уже вошли. Садитесь. Мы ж не на лекции.

Она придвинулась к спинке кровати и, скрестив ноги, взялась за большие пальцы. Она была взвинчена или, как минимум, возбуждена, ерзала на месте. А Говард прирос к земле. Не мог пошевелиться.

- Я подумал, это ванная, - тихо-тихо сказал он.

- Что? Не слышу.

- Эти стены… Я решил, что это ванная.

- Понятно. А это будуар, - объяснила Виктория и небрежно, с насмешкой, обвела помещение грациозной рукой.

- Вижу, - сказал Говард, окидывая взглядом туалетный столик, овечью шкуру, шезлонг, покрытый тканью с принтами, которые, видимо, и послужили источником вдохновения для разрисовывавшего стены. Странная спальня для юной христианки.

- И поэтому, - твердо заключил он, - мне лучше уйти.

Виктория схватила большую меховую подушку и сердито запустила ею в Говарда. От толчка в плечо вино плеснуло ему на руку.

- Эй! Я, между прочим, в трауре, - сказала она с противной заокеанской гнусавостью, подмеченной Говардом еще раньше. - Уж присядьте, доктор, окружите меня пастырской заботой. А если вас это осчастливит, - тут она спрыгнула с кровати и на цыпочках пробежалась к двери, - я поверну замок, и никто нас не побеспокоит.

И на цыпочках прошмыгнула обратно.

- Так лучше?

Ну нет. Он повернулся, чтобы уйти.

- Пожалуйста. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, - произнес позади него дрогнувший голос. - Здесь никого, кроме вас. Все молятся внизу. А вы здесь.

Говард собрался открыть замок. Виктория стукнула кулаком по покрывалу.

- Господи! Да не съем я вас! Я прошу вас помочь. Это ведь тоже часть вашей работы? Ладно, проехали. Ничего не было. Проваливайте.

Она зарыдала. Говард обернулся.

- Черт, черт, черт! До чего надоело плакать, - сказала Виктория сквозь слезы и сама над собой тихонько засмеялась. Говард подошел, медленно опустился в шезлонг напротив кровати. И испытал почти облегчение. В голове по-прежнему шумело от курева. Виктория вытерла слезы рукавами своей черной блузки.

- Вот облом. А поближе?

Говард покачал головой.

- Не слишком-то приветливо с вашей стороны.

- Я вообще неприветлив.

Виктория отхлебнула из бокала. Потрогала серебристые края зеленых шортиков.

- Я сейчас, наверное, вылитое чучело. Но дома я всегда хожу в удобной одежде. Не могу больше в этой юбке. Люблю, когда комфортно.

Она побарабанила пятками по матрасу и спросила.

- Ваша жена и дети тоже пришли?

- Я как раз их искал.

- А я думала, вы искали туалет, - Виктория, прищурив глаз, обличительно ткнула в него нетвердым пальцем.

- Его тоже.

- Хм.

Она снова повернулась, как на шарнирах, и плюхнулась на живот: ноги уперлись в спинку кровати, а голова очутилась недалеко от его колен. Рискованно поставив бокал на покрывало, девушка положила подбородок на руки. Изучающее всмотрелась Говарду в лицо и вдруг мягко улыбнулась, словно увидела нечто забавное. Говард следил за ее взглядом разбегающимися глазами, пытаясь их сфокусировать.

- Моя мать тоже умерла, - начал он, сбившись с намеченной интонации. - Поэтому я вас хорошо понимаю. Я тогда был моложе вас. Намного моложе.

- В этом, видимо, все и дело, - ответила она. Ее улыбка слиняла, уступив место задумчивой хмурости. - Почему бы не сказать просто: «Классный помидорчик!»?

Говард сдвинул брови. Что еще за игра? Он достал кисет с табаком.

- Классный - помидорчик, - раздельно произнес он и вынул из мешочка «Ризлу»[[84]]. - Вы позволите?

- Курите. Вам неинтересно узнать, что это означает?

- Не очень. У меня голова другим занята.

- Это такая фишка у студентов Веллингтона, - зачастила Виктория, приподнимаясь на локтях. - Наш шифр. Например, про семинар профессора Симеона мы говорим «Помидорчики: природа против селекции», про семинар Джейн Коулман (до чего тупая сука!) - «Чтобы как следует узнать помидорчики, необходимо изучить незаслуженно принижаемую роль женщины в истории», про семинар профессора Гилмана - «Строение помидорчика идентично строению баклажана», семинар профессора Келласа называется «Невозможно доказать существование помидорчика безотносительно самого помидорчика», а семинар Эрскайна Джиджиди - «Съеденный Найполом помидорчик в постколониальном мире». И так далее. Спрашиваешь: «На какой семинар записался?» - а тебе в ответ: «Помидорчики 1670-1900». Или еще что-нибудь в таком духе.

Говард вздохнул и провел языком по краю папиросной бумаги.

- Весело.