О красоте

К тому времени, когда Говард показался в дверях Келлерской библиотеки, все отходные позиции были заняты. Пришлось расположиться на переднем плане, аккурат под портретом Хелен, в двух метрах от Джека Френча и его ассистентки Лидди Канталино, которые суетились над пугающих размеров бумажной кипой, занимавшей целых два кресла. Уже не в первый раз на факультетском собрании Говарду захотелось стать таким же лишенным способности восприятия, как эта Келлер. Многое бы он дал за то, чтобы не видеть заостренного личика этой ведьмы Джейн Колман и гривы ее пережженных белокурых кудряшек, выбивающихся из-под одного из тех беретов, что рекламируются в «Нью-Йоркере» под слоганом «Европейский стиль!». То же самое относилось к любимцу студентов - уже зачисленному в штат тридцатишестилетнему специалисту по истории коренного населения Америки Джейми Андерсону, положившему на ручку кресла дорогущий миниатюрный ноутбук. Но всего больше Говарду хотелось не слышать ядовитого шушуканья профессорш Берчфилд и Фонтейн, двух тучных grandes dames с кафедры истории, в коконах из портьерной ткани, которые теснились на единственном диване и злобно косились на Говарда. Они были одинаковые, как матрешки, и казалось, что чуть более миниатюрная Фонтейн вышла готовой из тела Берчфилд. Обе носили практичные стрижки «под горшок», массивные пластмассовые очки от солнца, родом из ранних семидесятых, и все равно излучали чуть ли не сексуальный магнетизм, порожденный авторством нескольких книг (хоть и почти пятнадцатилетней давности), вошедших в программу всех высших учебных заведений страны. Эти кумушки не признавали пунктуационных вывертов: двоеточий, тире, подзаголовков. До сих пор на слуху были берчфилдский «Сталин» и фонтейнский «Робеспьер». Так что в глазах Берчилд и Фонтейн говарды бел- си были просто трутнями - легковесными пустышками, перелетающими со своей новомодной чепухой от одного института к другому. Даже спустя десять лет его преподавания здесь, они, когда прошлой осенью Говардова кандидатура выдвигалась на зачисление в штат, проголосовали против. В этом году они снова будут вставлять ему палки в колеса. Это их право. Как и право беречь душу и дух Веллингтона, блюстителями каковых считали себя эти «пожизненные члены», от осквернения и искажения людьми вроде Говарда, чье присутствие в колледже могло быть, согласно высшему порядку вещей, исключительно временным. Оторвались от письменного стола и пришли на это собрание они лишь для того, чтобы проконтролировать Говарда. Нельзя было допустить, чтобы тот занимался самоуправством в стенах обожаемого ими заведения. Когда часы пробили десять и собравшиеся заслушали вступительные покашливания поднявшегося с места Джека, Берчфилд и Фонтейн нахохлились и заерзали, словно две большие курицы, устраивающиеся на яйцах. Смерили Говарда последним презрительным взглядом. Готовясь к привычным словесным «американским горкам», которыми Джек открывал собрания, Говард закрыл глаза.