О лебединых крыльях, котах и чудесах

Через две минуты перед мамой уже расстилали на прилавке роскошные дубленки. Серые, синие, изумрудно-зеленые! Они, правда, были очень тонкими и довольно странными на ощупь: как подмерзший картон. Я смутно ощущала, что здесь что-то не то, но продавщица, словно верный оруженосец, уже высвобождала меня из брони моей старой овчины, накидывала что-то легкое и серебристое, тащила зеркало, и хвалила, и расписывала достоинства пуговиц, капюшона и карманов.

По лицу мамы я видела, что вот это новое, хрустящее и странное мне идет.

А главное – цена. С обещанной скидкой получалось, что маминой премии как раз хватит на это чудо природы. Вернее, не совсем природы. Авторитетно улыбаясь, продавщица заверила нас, что искусственная дубленая кожа ничем не отличается от настоящей. Она даже лучше. Во-первых, легче. Во-вторых, выгоднее. В-третьих, вы посмотрите, как девочке идет!

Девочке, разумеется, шло. После мамино-бабушкиного гардероба девочке пошла бы даже коробка из-под пылесоса.

«А самое главное, – прибавила доверительно продавщица, – ни один баран не пострадал».

И моя сияющая от радости мама обменяла свои кровно заработанные на эту дубленку. Баран не пострадал, а две овцы с премией не в счет.

Следующие два года прошли для меня под знаком бубна. Начиная с октября, я шаманила, чтобы зима выдалась мягкой. Потому что в плане сохранения тепла новая дубленка могла конкурировать с той самой коробкой из-под телевизора.

Эта сволочь не грела. Вообще. Совершенно.

Фактурой она напоминала вымоченный в рассоле и хорошо окрашенный картон. Качеством – его же. Хорошего в ней был только цвет: серебристый, с отливом в синеву.

Две зимы я люто мерзла. Зато в совершенстве освоила принцип многослойности, лет на десять опередив модный тренд. На мое счастье, под папин американский свитер можно было поддеть что угодно и еще место для папы осталось бы. Тогда же я очень полюбила длинные шарфы, которыми обматывалась, как пулеметной лентой. И перемещалась до института короткими перебежками.

Сжечь эту серебристую хрень к чертовой бабушке мне не позволяло одно простое соображение. Вы ведь понимаете какое, правда? Мама была так счастлива каждое утро видеть меня в этой проклятой дубленке, что я не могла отправить ее в нокаут известием о том, что именно мы приобрели. Я знала, как важна для нее была эта покупка. Мысль о том, что мое здоровье для нее гораздо важнее, не приходила мне в голову. Восемнадцатилетние девочки бывают настолько же стойкими, насколько и глупыми.

Два года спустя я заработала свои первые приличные деньги, купила пуховик и наконец-то перестала считать зиму наказанием за все мои совокупные грехи в предыдущих воплощениях.

Пару лет назад, выбирая матушке куртку, я вспомнила эту историю.

– Мам, – говорю, – а помнишь дубленку, которую мы с тобой купили?

– Конечно, помню, – спокойно отвечает маменька. – Терпеть ее не могла.

Я выронила из рук вешалку с чем-то итальянским за многотыщ.

– Что?! – хриплю. – Что ты сказала?

– Ужасная была дубленка, – качает головой маменька. – Цвет как у протухшей редьки. Но ты с такой радостью ее носила… Я не хотела тебя огорчать.

Иногда мне в голову приходят разные бессмысленные вопросы. Кто виноват, например. И что с этими виноватыми делать. Понятно, что никто и казнить, но кому-то же хочется сказать спасибо за две зимы, выстужавшие меня до костей, а свой идиотизм я уже отблагодарила со всей свойственной мне пылкостью.

Потом я смотрю на маму, которая до сих пор так и не научилась отличать поддельную кожу от настоящей, и думаю, что никому ничего не надо говорить. В конце концов, если бы не эта покупка, я бы так и не освоила принцип многослойности.

И хотя в жизни он больше никогда мне не пригодился, мысль о том, что я это умею, греет значительно лучше искусственной китайской дубленки.

Платье

Я купила платье – черное платье-рубашку на кнопках от горлышка до подола, сказочное платье, по которому среди алых мухоморов, земляники и черничных ягод в коконе зеленой листвы бегут длинноногие белые кролики.

На сайте магазина его рекламировала тонкая нежная девочка. Она принимала разные странные позы, но фасон можно было разглядеть. При такой расцветке я бы даже махнула рукой на фасон – пусть висит у меня в шкафу вместо картины. Но платья-рубашки обычно исключительно удобны, и я его купила.

Примерила.

Из зеркала на меня посмотрела развязная бабенка, выскочившая поутру в халате за огурцами и поллитрой.

Я охнула и застегнула верхнюю кнопку.

Стало ясно, что у меня нет шеи. И никогда не было. Всё иллюзия, упоительный самообман. Отсюда и алкоголизм, отсюда и мои безобразные загулы.

Расстегнула три кнопки.

Платье отхлынуло, и обнажилось плечо с синяком, который мне поставил собутыльник. Нет и не может быть другого объяснения, а лепет «стукнулась об дверь» просто смешон.

Расцветка осталась прежней. Но наполнение платья превратило изысканный волшебный лес, в который могла бы попасть Алиса, провалившаяся в нору за белым кроликом, в подмосковные вечера с привкусом настойки на мухоморах и крольчатины в сметане.