Читаем О любви и не только полностью

…Провожала его молча, без слёз. До конца не понимая и не веря, что вот никогда (какое страшное слово — н и к о г д а) его не увидит. Мозг не принимал его уход и она брала телефон, чтобы ему позвонить… И сразу боль по всему телу — пронизывающая и уходящая в глубину души, сердца: «Звонить некому и некуда».

…Снится ли он ей? Конечно и, просыпаясь, радуется, что увидела его пусть хотя бы во сне. И вот теперь возвращаясь в свой город, знает, что его здесь нет. Нигде его нет. Пусто. Так ощущается его уход. Будто город наполнен какими-то ветрами. Они носятся по городу и в нем зябко и холодно.

Двадцать лет судьба дала им быть вместе. Это же так много и так мало. Снова и снова она задает ему вопрос: «Зачем ты ушел?» А вечером подходит к окну, смотрит на потемневшее небо. Потому что на земле его уже нет.

Серафима и Сима

В одном городе жила женщина. Была она уже немолода, к счастью, болезни её обходили стороной, имела крепкое здоровье. Однако угрюмость характера, не позволяла иметь доверчивых подруг, посплетничать с кем-то или чайку попить, поддерживая беседу. Любила она одиночество. Мужа давно уже не было, вышел на улицу и не вернулся. А она и не думала переживать, ей и одной было хорошо. Сядет у окошка, смотрит вдаль и мечтает. А мечтала она о путешествиях по далеким странам, и чтобы страны эти отличались от той, где она проживала и культурой, и кухней, и чтобы по морю, а то и по океану плыть на красивом корабле. Закроет глаза и видит: стоит она на сияющей белизной палубе, смотрит на синие волны — и нету края этой морской дали. А люди вокруг нарядные, хорошо одетые и, главное, культурные, не то, что её соседи. Вон, Колька, уже с утра со своей ругается, а слова-то какие, прям уши хочется закрыть, чтобы не слышать. Как-то подошла она к окошку, хотела присесть да помечтать, как вдруг увидела на стекле бьющуюся муху. Вот тут и начинается эта история. И как сама потом удивлялась Серафима, так звали эту женщину, муху эту она почему-то не прихлопнула. Хотя очень их не любила за назойливость, особенно мух-жигалок: осенние, такие живучие, укусят, как будто обожгут. Но эту почему-то пожалела. А муха только вышла из спячки, потеплело, засветило солнце и ей повезло, значит, жизнь её продлится ещё дней на двадцать (а для них это же такой долгий, продолжительный срок).

Она случайно залетела к Серафиме в дом. Муху звали Сима. Никто даже не догадывался, что мухи тоже дают себе имена. Была она тоже такой же мухой, сторонилась своих сородичей, и всё хотела быть поближе к людям, да так, чтобы меньше её замечали. Зацепится лапками за потолок и наблюдает, какое сегодня настроение у человека, с той ноги он встал или не с той, ну так они обычно говорят. Тогда и Сима поближе подлетит и что-нибудь покушает. …Вот уже второй день, как она жила в доме Серафимы, а сама Серафима присматривалась к мухе и думала, какая-то она странная и не кусается, утром спать не мешает. Сядет Серафима кушать, а муха чуть подальше держится, наблюдает и жалко становится эту муху. Подвинет eй кусочек еды, да позовет: «Ну, иди, иди, покушай». Отойдет в сторонку и смотрит, а Симка подлетит и давай так аккуратно вкушать съестное. Серафима умиляется, да сама себе удивляется: ну, дожила, уже с мухой разговариваю.

А дальше больше, они даже подружились. Уходит Серафима в магазин, а Симка её провожает, сядет на дверочку, да крылышки поднимет, мол, приходи скорее, а то я скучаю. Иногда садились они обе у окошка, и рассказывала ей Серафима о своих мечтах, как ей хочется путешествовать. Муха повернется к ней и так внимательно слушает, как никто и никогда не слушал, не перебивает и слов никаких не вставляет. А когда наступал вечер, искала глазами свою Симку (это она её так про себя называла, не догадывалась, что она и есть Симка), звала спать. Сама в комнату и муха за ней, сядет рядом на стенку и сидит, как будто сон собралась охранять. Так и проходили эти осенние теплые дни.

…Однажды, проснувшись утром, Серафима не увидела свою новую жиличку. Искала, искала глазами, но нигде не нашла. А когда зашла на кухню, видит, Симка лежит на подоконнике, лапки кверху… И так стало жалко её, муху эту, чуть слезу не пустила. Завернула её в теплый лоскуток, да положила в коробочку на шкаф. А вдруг откроет она весной коробочку, а там Сима, крылышками хлопает, мол, привет, вот и перезимовали. Сядут они к окошку, к весеннему солнышку, и будет ей Серафима рассказывать о дальних странах, о морях и океанах. А Симка будет её слушать и не перебивать, слов никаких не вставлять. Ведь это так нравится рассказчикам да мечтателям.

Таракан

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза