О любви не говори

– Ваши родители все тщательно спланировали. Они готовили свой побег из России более двух лет. Ходили слухи, что у них есть нечто очень ценное, что можно продать за баснословные деньги, на которые потом можно будет безбедно существовать в Штатах после получения здесь политического убежища.

– И что это было?

– Не знаю. У меня не была доступа к этой секретной информации.

– С трудом верится, что у моих родителей, живших в коммунистической России, могло быть что-то ценное. К тому же холодная война! – Джулия попыталась вспомнить все, что она изучала по мировой истории двадцатого века в университете. – А кем были мои родители?

– Ваша мать Наталья…

– Наталья? Так ее звали Натальей? – Смутное воспоминание вдруг всплыло в голове Джулии. Будто какой-то мужчина нетерпеливо зовет женщину, называя ее этим именем.

– Да, Наталья Маркова. А отца звали Сергеем. Наталья была известной балериной, работала в Большом театре. Она была танцовщицей уже в третьем поколении. Ее бабушка, Тамара Славинская, еще до революции выступала на сцене императорского театра. Она пользовалась огромным успехом у публики, получала много ценных подарков, драгоценности, антиквариат, картины. Говорили, что ей удалось утаить от властей часть своего богатства, а некоторые предметы даже переправить за границу. Тамара была замужем за Иваном Славинским, известным русским композитором, который во время революции эмигрировал во Францию.

– Вы это серьезно?! – воскликнула Джулия. – Я изучала музыку Славинского. Он ведь в начале прошлого века написал очень много опер и балетной музыки. У него такая мощная музыка, она внушает благоговение. Очень талантливый композитор! Получается, что он приходится мне… – Джулия задумалась на минутку. – Прадедушкой, да?

– Да.

– Невероятно! – Джулия повернула возбужденное лицо к Алексу. – Вот откуда у меня такая страсть к музыке! А я все силилась и никак не могла понять, почему я, единственная в нашей семье, так люблю музыку, буквально таю при первых же звуках красивой мелодии.

– Ты права! – улыбнулся Алекс.

– А мой отец? Он тоже имел отношение к музыке? Или к балету?

– Нет, ваш отец Сергей Марков был высокопоставленным партийным функционером, коммунистом и все такое. Но потом он влюбился в вашу мать. Постепенно наступило прозрение. Он разочаровался в действиях властей. К тому же, он понимал, что карьера его жены могла бы сложиться гораздо успешнее, если бы она уехала в Америку. Наверняка он владел кое-какими государственными тайнами, которыми готов был поделиться с нашим правительством в обмен на предоставление его семье политического убежища.

– И тогда их убили! – медленно проговорила Джулия. – Так? А расследование обстоятельств их гибели было?

– Все списали на неисправность отопительной системы в доме. Произошел взрыв бытового газа. Трагическая случайность! Что ж, как ни верти, а последнее слово осталось за тамошними властями.

– Все, что вы мне рассказали, никак не укладывается в моей голове! – пожаловалась Джулия. – Подумать только! Моя мать была балериной! Кстати, я тоже одно время очень хотела обучаться балетным танцам. Но мама, то есть Сара, не позволила мне. И всякий раз у нее находились очень резонные причины, почему мне этого лучше не делать.

– Она просто боялась, что с возрастом вы можете вознамериться пойти по стопам матери, – подсказал ей Чарльз. – И тогда кто-нибудь сумеет догадаться о вашем происхождении и свяжет вас с погибшей балериной.

– Наверное, по этой же причине она не поощряла мои занятия музыкой.

Пожалуй, к Саре можно было предъявить и другие претензии. Но слишком поздно! Она уже не может ответить ни за что.

– Пожалуйста, не говорите никому о том, что услышали от меня. Если те, кто убил ваших родителей, догадаются, что вы знаете правду, то это может оказаться смертельно опасным в первую очередь именно для вас.

– Они думают, что у меня есть какая-то очень ценная вещь, правда?

– Полагаю, да!

– Невероятно! – Джулия прижала руки к вискам, пытаясь унять сильную головную боль. – От ваших рассказов у меня просто голова пошла кругом. Сама не знаю, что и думать. Что чувствовать? Я знаю, кто мои родители, но их уже нет в живых. Я не могу с ними поговорить, увидеть их! – воскликнула она обреченным тоном, понимая всю страшную правду того, что ей открылось. – Ах, я уже почти жалею о том, что случайно натолкнулась в музее на фотографию девочки. Лучше бы я прожила остаток жизни, чувствуя себя Джулией Демарко, а не сиротой из русского приюта.

– Вы не имеете никакого отношения к той девочке! – резко возразил ей Чарльз Мэннинг.

– Как это? – не поняла Джулия. – А кто же я? – проговорила она в ужасе от того, что Мэннинг сейчас начнет разматывать ленту своих воспоминаний в противоположном направлении.

– Конечно, она – та самая девочка! – поддержал Джулию не менее пораженный Алекс. – Я ее сам видел! И сам сфотографировал!

Чарльз молча перевел взгляд с Джулии на Алекса, потом обратно. Затянувшееся молчание действовало им на нервы, они у обоих были натянуты, как тугие струны.

– Скажите же! – не выдержала наконец Джулия.