О любви (сборник)

Это из старого советского анекдота, мне Максим рассказывал. Социологи решили проверить уровень терпимости трудового коллектива. Уменьшили зарплату на половину — все проглотили, срезали еще на треть, потом вовсе ликвидировали оклады — народ смиренно вкалывает. Рабочий день сделали двадцатичасовым — ходят на производство как миленькие. Наконец сказали: завтра всех будем вешать. Тут тянется рука, вопрос: «Со своими веревками приходить?»

В наше время этот анекдот трансформировался в менеджерскую мудрость — пока народ не думает о веревках, надо закручивать гайки.

— Идея с веревками греет мое сердце, — усмехнулась я. — На самом деле имела в виду только: не сбавляйте оборотов, друзья! Вы заслужили поощрение, которого я добилась, — не удержалась-таки от похвальбы. — Но если вам деньги не нужны…

— Нужны!

— Очень!

— Здорово!

— Класс!

Они вопили как резаные, вскочили, сдвинули фужеры, которые издавали не хрустальный звон, а пластиково-равно-душный стук. Но это никого не смутило и даже вызвало чей-то призыв: «Качать Лиду!»

— Нет! Все по местам! — испугалась я. — Не прикасайтесь ко мне! Выпили! «Ура!» — дружно.

Как они кричали! В соседних офисах подумали… Подумали, что им серьезно прибавили зарплату…

Останься еще на час, я услышала бы тосты за мое здоровье, за мои организаторские способности, за мои руководящие качества И эти слова были бы столь же искренни, как мои восхваления каждого в главном тосте.

Тут нет лукавства, притворства или хитрой политики. По большому счету, нет и вранья.

Максим говорит: у нас суровая культура общения и мало поводов сказать человеку добрые слова, которые он заслуживает. Без повода хвалебные речи воспринимаются нами чистым лукавством. Так мы устроены благодаря суровой отечественной истории. А всякий достойный человек заслуживает услышать оценку более высокую, чем заработал. Это как путевка в дальнейшую праведную жизнь: меня считают добрым — буду творить добро; называют умным — стану напрягать мозги. Поводов для комплиментов раз-два и обчелся: день рождения (лучше — юбилей) и Новый год.

Конечно, лучше всего говорят о человеке, когда его закопали или сожгли — на его поминках. Только он не слышит. Поэтому не стесняйся, призывал Макс, в отведенные нашими традициями моменты воздать по существующим и гипотетическим заслугам. Мы традиционно боимся громких слов, превосходных степеней и чрезмерного возвеличивания. Того, кто ругает, считаем умным, а кто хвалит, тот якобы глуповат. Но тлетворное влияние Запада, где норма — дежурная улыбка и ритуальная вежливость, — заметно ощущается. Доброе слово, учил Макс, не лицемерие, а души прекрасные порывы.

Следуя заветам мужа, в Новый год и дни рождения сотрудников я давала волю лучшей стороне своей души, произносила тосты один хвалебнее другого. А в обычные дни от меня доброго слова не дождешься. Скупая положительная оценка — не большее. Мне платили тем же. Если бы кто-то из ребят вздумал петь мне дифирамбы вне отведенного времени, я расценила бы это как наглую лесть. Зато как только не превозносили мои выдающиеся качества во время застолий.

В этом году хвалебных тостов я не услышала, кулинарных произведений не отпробовала. Ссылаясь на срочные обстоятельства, ушла из-за стола, а потом уехала из конторы. Хотя податься мне было некуда. Даром, что приятелей — навалом. Нынче они, предновогодне возбужденные, отдарившиеся и получившие служебные подарки, в предвкушении домашних сюрпризов, которые сотворят сами или получат, мне не компания. У них пир, а у меня — чума.

Самое отвратительное — предвкушение одинокой встречи Нового года. Любимый праздник станет жирной точкой краха моей судьбы. Есть два места, в которых я не прочь оказаться — Испания, где сын отдыхает, и родной дом, где мама.

И в том, и в другом варианте придется врать, почему праздную без Максима. Правду говорить у меня еще смелости не набиралось. Да и не получилось уехать. Достать билеты на самолет в Испанию на последние числа декабря могли, наверное, только члены правительства. А как добираться до местечка, где отдыхают Гошка с бабушкой и дедушкой?

Мама, когда я позвонила двадцать шестого, сказала, что поддалась уговорам своей подруги отмечать встречу Нового года в Суздале. А третьего января приедет в Москву. «Надеюсь, — спросила мама, — Гоша уже вернется из заграничного вояжа?»

Как ни была моя мама совершенна, все-таки ревновала внука к моей свекрови — к «той бабушке», с которой Гошка чаще общался.

Тупик.

Впервые в доме не наряжена елка и праздником не пахнет.

Тетя Даша в новом, купленном мною костюмчике будет встречать Новый год с Виктором Петровичем и его сестрой. Хотя сестре жениха восемьдесят три года, и если не отвести ее вовремя в туалет, то сестрица надует в трусы, тетушка нервничает и собирается — расточительство какое! — отправиться в парикмахерскую, а не использовать реликтовые бигуди.

Для Майки, определенно, празднование Нового года — своя череда приятных волнений. Саша, его мама, Сашин сын или двоюродные братья-сестры — где, как не за новогодним столом, всем им сдружиться.