— У тебя неприятности? — спросил Борис, потягивая чай.
— Нет, все в порядке. А ты не торопишься? — в свою очередь и не очень вежливо спросила Инна.
— Не тороплюсь.
— Странно. Обычно ты спешишь.
— Не сегодня. Ладно, Инка, колись. Что там с луговой собачкой?
— Тявкает, как водится.
— И собирается лаять тут? — Борис ткнул пальцем в пол.
— Мама донесла?
— Угу, — кивнул Борис. — Могу чем-либо помочь?
«Если уберешься поскорее», — мысленно ответила Инна, но вслух только поблагодарила, отказалась от помощи, выразительно посмотрела на часы.
Борис и не думал уходить, продолжил расспросы:
— Твой бывший здесь прописан? Зачем ты это сделала? У него нет собственной площади?
— В свое время о таких пошлых реалиях, как прописка, я не думала, поскольку витала в облаках. Площадь у Олега есть, однокомнатная квартира, бабушкино наследство. Олег хочет квартиру сдать, поскольку бедствует — с работы выгнали, на водку не хватает, доверчивые барышни с жилплощадью и некоторым материальным доходом в нашем городе, похоже, закончились. Боря, ты не обидишься, если я попрошу тебя уйти?
— Не обижусь. Просто не уйду. Извини. Женская душа — потемки. Ты абсолютно уверена, что не хочешь слышать тявканье луговой собачки? Может, в тебе только гордость бушует?
— Не строй из себя психоаналитика. Если моего бывшего мужа убить, высушить, стереть в порошок, то получится отличное рвотное средство.
— В порошок я тебе не обещаю, но…
Инна забыла, что у Олега есть ключ от их квартиры.
Они услышали тревожный голос Анны Петровны:
— Что это? Чемоданы? Куда ты вносишь?
И голос Вани:
— Папа, ты к нам приехал жить?
Инна и Борис выскочили в прихожую. Олег от лифта носил свой скарб — коробки, чемоданы.
— Нет! Нет! — испуганно воскликнула Инна.
— Через мой труп! Через труп! — твердила Анна Петровна.
— Отойдите, подвиньтесь, — велел Олег, вещи которого уже не помещались в начале прихожей.
На пассивное сопротивление женщин он внимания не обратил.
— Щ-щ-щас! — нажимая на «щ», прошипел Борис и добавил раскатисто: — Р-р-разбежались!
Он шагнул вперед, схватил Олега за грудки и рванул на себя. Олег не удержался на ногах и упал коленями на близстоящую коробку.
Получилось: Олег стоит на коленях перед Борисом, пытается вырваться.
— Ты, собачка луговая, — мотал Борис Олега из стороны в сторону, — опять чуму сюда хотел принести? Тебя здесь ждали? Звали?
— Какая собачка? — растерялся в первые секунды Олег. — Кто это? Пусти, козел!
— За «козла» ответишь.
Боря с силой припечатал голову Олега к зеркалу. Раздался неприятный звук, стекло едва не треснуло.
«Как грубо!» — мысленно ужаснулась Инна.
«Молодец, Боречка!» — подумала Анна Петровна.
Олегу наконец удалось вырваться, стать на ноги.
— Кого ты привела? — кричал он на Инну. — Бандита, я сейчас милицию…
— Чего ж сразу милицию? — насмешливо спросил Боря. — Ты мне сам вмажь, давай, не дрейфь! — Боря развел руки в стороны, повернув голову, подставив щеку, как бы приглашая ударить. — Ну? Герой? Или ты только против баб герой?
— Кто это, я спрашиваю? — верещал Олег. — Что тут делает? Как он смеет?
— Не твое собачье дело, — ответил Борис. — Пошел вон, и чтоб ноги твоей здесь не было. Еще раз заявишься — кости переломаю.
Борис принялся футболить вещи Олега, пинками выкидывая их из квартиры. Олег невольно отступал.
И тут раздался крик Вани, о котором все забыли:
— Не смей бить моего папу! Ты плохой!
Инна испуганно ахнула. Борис резко повернулся к мальчику, который бросился на него с кулаками.
— Тихо, Ваня, тихо! — Борис легко подавил сопротивление ребенка, обнял его и понес в комнату.
Инна бросилась за ними. Анна Петровна, поднатужившись, продолжила начатое Борей — выталкивала вещи Олега на лестничную клетку.
— Не вздумай появляться, — твердила она, — Борис точно тебя покалечит, он настоящий мужик, не тебе чета.
— Я тут прописан, имею право жить, в суд подам, — дрожал от бессильного гнева Олег.
— Не выйдет: и суд, и милиция, и прокуратура у Боречки в кармане. Он с самим губернатором вась-вась. Убирайся, Олег, по-хорошему, пока цел. А из квартиры мы тебя выписываем, уже документы подали, — приврала Анна Петровна.
Инна была в шоке. Получилось хуже, чем с баррикадой. Все — из-за Бориса, грубого тупого мужлана. Избивать отца при сыне! Нанести Ванечке страшную душевную травму! Мальчик не скоро избавится от потрясения, если вообще избавится.
Она кружила вокруг Бориса, который силой подавлял Ванину истерику, и не знала, что делать.
Ваня выкрикивал детские проклятия:
— Ты плохой, гадкий! Ненавижу!
Борис ловил руки мальчика, прижимал к себе и уговаривал:
— Тихо, успокойся, все хорошо. Мы сейчас поговорим, все выясним.
— Борис! Отдай мне ребенка и немедленно уходи! — потребовала Инна.
— Не мешай! — повернув на секунду к ней голову, приказал Борис. — Мы с Ваней поговорим по-мужски. Ванька, ты мужик? Значит, перестань вопить. Давай разбираться.
«Истерика у Вани, — невольно отметила Инна, — без слез. Кричит, но не плачет».
— Хватит, я сказал! — тряхнул Борис мальчика. — Что ты как девчонка? Замолкни. Так, хорошо. Теперь спрашивай.
— Зачем ты моего папу не пускал и бил?