О любви, семье и государстве

Начнем с экономики. Райт пишет: «Возможно, самым главным современным препятствием для утверждения длительной моногамии является экономическое неравенство»[115]. Действительно, экономическое неравенство между мужчиной и женщиной, к примеру разница в зарплате и в целом в доходах, продолжает сохраняться, что подтвердит любая статистика. Но эта разница за последние несколько десятков лет существенно сократилась (в Англии, в частности, с 30 до 18 %[116]), делая женщин в разряде «среднего класса» все более и более независимыми. Более того, государство в попытках финансово защитить одинокую мать увеличило дотации для некоторых категорий таковых до такого уровня, что нередко средние суммы, приходящиеся на каждого члена нормальной семьи, превосходят сумму каждого члена «усеченной семьи» (типа мать-одиночка) всего лишь на один фунт в неделю[117].

Другими словами, если раньше «быть в браке» для большинства женщин означало фактическое разрешение вопроса ее выживаемости в обществе, то теперь эта сторона хотя полностью и не ликвидирована, тем не менее существенно ослабла: с голоду умереть не дадут.

На ослабление моногамной семьи экономический фактор влияет и с другой, необычной, стороны, касающейся верхних слоев общества. Райт пишет: «Нынешние серийные браки, общепринятые среди состоятельных людей, можно рассматривать как полигинию (многоженство) в другой форме» (там же, р. 32). Имеется в виду частная смена молодых жен и мужей богатыми людьми из сферы бизнеса, спорта и кино. На Западе хорошо известно имя техасского нефтяного барона Дж. Говарда Маршалла II, который к своим 89 годам был женат четырежды на девицах, младше его на 20–50 лет. Или Дж. Поля Гетти (был женат пять раз), однажды заявившего: «Длительные отношения с женщинами возможны только тогда, когда у вас неудачи в бизнесе» (там же, p. 34). Тем самым признав, что его жены относились к нему не как к личности, а как к мешку с деньгами. Но точно так же поступают и состоятельные женщины, фактически восстановив институт полиандрии (многомужества). Газеты постоянно пестрят статьями о том, как ушлые дамы отсуживают громадные состояния у миллионеров, нередко отправляя их преждевременно на небеса. В этом контексте «верность-неверность» не имеет никакого значения. Лучше иметь неверного, но быть богатой, чем верного и быть бедной — таков девиз «жен» VIP-класса. О такой смешной вещи, как любовь в их среде даже и не говорят. Любовь имеет смысл в применении только к одной серьезной вещи — к деньгам.

Возня вокруг денег, хотя к реальной семье не имеет никакого отношения, но, во-первых, портит статистику коэффициента брачности, во-вторых, а, это главное, создает социальную атмосферу, в которой брак все большим кругом людей рассматривается как бизнес, а не закрепление семьи. В этой связи тот же Райт заключает: «Эволюционная психология в частности показывает, как неблагоприятна современная социальная окружающая среда для моногамии» (там же, р.30).

В такой «окружающей среде» не случайно процветание гомосексуализма и вообще сверхповышенное внимание к сексу. Точнее даже не внимание, а буквальное помешательство на сексе, охватившее все слои общества. В свое время американский социолог Питирим Сорокин, имея в виду США, писал, что в XX веке на место «homo sapiens» приходит «homo sexual». На самом деле сексопатия общества — это намеренно подогреваемый процесс манипулирования массовым сознанием, мощный инструмент отвлечения от реальных проблем буржуазного общества.

Кроме того, это сверхдоходный бизнес. Достаточно сказать, что в случае утверждения прав гомоменьшинств на брак, это может приносить доход государству, к примеру США, в год приблизительно 17 млрд долл. На фоне прогрессирующего сумасшествия вокруг гомосекса и просто секса традиционные брак и семья теряют общественную ценность среди широких слоев «среднего класса». Проблема в том, что этот многомиллиардный бизнес объективно подтачивает само государство, которое в лице его наиболее здравомыслящей части пытается как-то приостановить губительные процессы. Причем самое удивительное, что теоретической базой этих попыток стали две противоположные идеологии, сомкнувшиеся в одну. Я имею в виду объединение религиозного консерватизма с коммунаторными идеями, получившими название постлиберализма.

Постлиберализм как попытка преодоления кризиса семьи