О людях и ангелах

– Есть ещё один путь, хоть это и не путь солдата, – внезапно подал голос Бадняк. – Мы устали, нам нужна передышка. Я мог бы попытаться, открыв хрустальные врата, выдавить наружу малое время. Пока выходит время, Псы не войдут.

– Смысл? – живо вопросил фельдмаршал.

– Зачем нужен чёрт? – Государственный канцлер удостоился изумлённых взглядов. – Господь решил, что в жизни должны быть происшествия, а без чёрта не будет никаких происшествий. Время – это и есть чёрт. Без времени здесь наступит тот свет. Тот свет для всех – без победителей и побеждённых. Конечно, Всевышний вскоре исправит наш произвол, но вся земля получит краткое отдохновение. Итак, одно из трёх.

Тут над столом поднялся император. Он, как и остальные, не избежал дыхания смерти – на губах его виднелись следы зубов, а мозг был стянут обжигающим ледяным обручем, – но взгляд государя оставался горделивым и сияющим.

– Я выслушал вас, господа, – медленно произнёс Некитаев. – Вы преданы отечеству и отважны, вы ясно высказались, и тем не менее вы заблуждаетесь. Победа никогда не ускользнёт из наших рук. – Иван Чума вытянул из-под воротничка гимнастёрки шнурок с крестиком и раскалённой золотой подвеской. – Мы не отведём войска со своих позиций и не уступим ни пяди взятой земли. И мы ещё не заслужили покоя. Властью, данной мне Богом, завтра в полночь я впущу Псов Гекаты в мир.

Ворон белый История живых существ

Все персонажи – реальные лица. Но мне легко писать о них, потому что они мертвы, а мир, в котором они жили, разрушен.

Plinius Medius

Грянет музыка,

И цирк закачается…
На этом, друзья,
Представление
Наше
Кончается.

Даниил Хармс

Мир безумен. И если ты хочешь сохранить душу в целости – сам стань безумцем. Увидишь – большого вреда это не принесёт, напротив, безумие придётся кстати.

Фаюмский папирус

1

Ушная сера – продукт деятельности мозга, особое выделение ума, говорил Нестор, когда кому-нибудь из нас надоедали его постоянные «что-что?» и «ну-ка, ну-ка?», вынуждающие собеседника к обременительным повторам. Так что по-несторовски выходило: серные пробки – принадлежность мыслящей головы. Но надоедал Нестор редко – любопытство в нём мягко уравновешивали деликатность, рассеянность и тонкое чутьё. Поэтому если чаши порой и колебались, то недолго, после чего, породив небольшое чудачество, быстро возвращались в устойчивое положение. Мне он не надоедал вовсе: в конце концов, повторить слово-другое не сложно, ведь Нестор – летописец нашей стаи, он просто не может, не имеет права записать что-то неверно. Это даже его долг, священный долг и тяжкая обязанность – уточнять и переспрашивать.

В нём было много забавного. Например, имея опыт и широкие познания в различных, порой довольно диковинных областях, он часто прикидывался простаком, чем вводил собеседника в заблуждение и давал ему повод испытать чувство приятного превосходства, после чего Нестор с запертым в утробе хохотом выслушивал затасканные наставления и поучительные прописи. Так он определял в людях меру их глупости. Вместе с тем никто из нас не мог похвастать таким умением (допускаю – невольным) расположить к себе человека и вызвать его симпатию, каким от рождения обладал Нестор. Или вот ещё: Нестор представлял собой идеального потребителя паники – он яростно, не требуя доказательств, верил во всё плохое, начиная с грозных предсказаний духов-синоптиков и заканчивая известиями о том, что на свете не осталось съедобной колбасы. В эти минуты, в минуты опьянения зловещим слухом, он терял присущее ему чувство юмора и взгляд его стекленел, будто у сектанта, извещённого о скором и бесповоротном наступлении тьмы. Впрочем, все мы прекрасно знали об этом свойстве нашего брата и в минуты очередного припадка позволяли себе добродушно посмеиваться над его вздорными страхами, что Нестора расстраивало, но в итоге, подобно милосердной затрещине, вызволяющей деву из обморока, благосклонно отражалось на его состоянии и способствовало быстрому возвращению рассудка.