О людях и самолётах 2

Однако в сорванной башне подполковника что-то намертво заклинило, и он напрочь отказался считать себя пенсионером. Каждое утро, одетый строго по форме, он прибывал на развод, пенсию получать категорически отказывался и настойчиво стремился принять участие в жизни парторганизации части. И вот тут-то возникла проблема! За КПП [45]Мельникова можно было не пускать, пенсию переводить на сберкнижку, а вот как снять его с партучета? Ни в одном руководящем документе не было написано, что делать, если коммунист сошёл с ума. В ведомостях он числился задолжником по партвзносам, что в те годы считалось сродни измене Родине, и парторг, каждый раз страдая от неловкости, объяснялся в высоких штабах. Однако как помочь горю, не знал никто.

Между тем, Мельников начал писать жалобы. Странные по форме и жуткие по содержанию, они разлетались по всем руководящим партийным органам, вплоть до Комитета Партийного контроля при ЦК. О своих проблемах с головой Мельников в письмах тактично умалчивал.

Наконец, чтобы разобраться на месте, из Москвы прибыл контр-адмирал из военного отдела ЦК. Собрали парткомиссию. Адмирал, строго соблюдая флотские традиции, произнёс краткую вступительную речь, в которой цензурными были только предлоги и знаки препинания. Смысл ею можно было передать тезисом: «Какого хрена?!»

Измученный постоянными проверками парторг сначала пытался объяснить ситуацию во всей ею сложности и противоречивости, однако флотоводец и слушать ничего не хотел.

Наконец парторг не выдержал и заорал:

– Хрен с ним, товарищ адмирал! Одним сумасшедшим в партии больше будет! Давайте тогда создадим первичную парторганизацию в дурдоме и поставим его в ней на учёт! Пусть там на собраниях хоть левой ногой голосует!

Наступила мрачная тишина. Адмирал молча собрал свои бумаги, поднялся и направился к двери. Уже выходя, оглянулся и приказал:

– Поставить психа на партучет по месту жительства. При ЖЭКе! Пусть теперь они с ним уродуются!

Взгляд с другой стороны

Из всех воспоминаний о годах учёбы для бывшего студента важнейшим является воспоминание о военных сборах. У тех, кто постарше, была ещё «картошка» и «яростный стройотряд». Теперь тяжёлые оборонительные бои на сельскохозяйственном фронте ведёт армия, а коровники строят молдаване. Что остаётся бедному студенту? Только сборы…

Через три дня после дембеля тяготы и лишения воинской службы как-то забываются, и воспоминания под водочку в кругу друзей о 30 днях «на войне» становятся, как писал Пушкин, «одним из живейших наших наслаждений».

Между тем, в войсках начала учебных сборов студентов ждут с чувством тяжёлой обречённости: для студентов где-то надо достать форму, надо их, прожорливых, кормить, лечить больных и «шлангующих», а, самое главное, уберечься, от студенческой любознательности. Появление студентов на аэродроме можно сравнить с набегом стаи бандерлогов на мирную индийскую деревню…

Студентам интересно всё, но особенно их привлекают детали самолёта, окрашенные красным цветом… Когда студент видит кран уборки шасси, боевую кнопку, или, оборони господь, рычаг катапульты, глаза его загораются детским любопытством, а хватательный рефлекс практически необорим. Он запросто может сунуть палец в ствол пушки, заглянуть в раскрыв волновода радиоприцела, пощёлкать автоматами защиты сети…

Страшен также студент в наряде. Хорошо проинструктированный часовой из числа студентов смертельно опасен. Когда в караул заступают студенты, самовольные отлучки солдат из части напрочь прекращаются, так как в тёмное время суток часовой в очках со стёклами «-5» беспощадно расстреливает всё, что хоть чуть-чуть шевелится, причём со страху, как правило, попадает.

Как-то раз, студенты одного из московских ВУЗов в нашем гарнизоне заступили в наряд по кухне. Дежурный по столовой в доступной форме объяснил, что нужно почистить 6 мешков картошки и 2 мешка лука. Студенты взвыли:

– А машина для чистки картошки есть?!

– Есть,– гордо ответил прапорщик, – неисправная.

– Где?!

Через полчаса с помощью автомобильных ключей из «копейки» прапора машина была полностью демонтирована и изучена, а ещё через час в неё был загружен первый мешок картошки. Загудел мотор. Картофелины бодро тёрлись друг о друга, освобождаясь от кожуры.

Умиротворённый зрелищем слаженного студенческого труда, прапорщик потерял бдительность и отбыл по своим делам.

Между тем, студенты взялись за лук.

На втором десятке луковиц кто-то сквозь слезы спросил:

– А может, его, чёрта, тоже в машину?

– Бинго!!!

Картофелечистка удивлённо взвыла, но взялась за дело.

Привлечённый странными звуками, дежурный по столовой заглянул на кухню. Лука больше не было. Вообще. Зато в изобилии имелась странная субстанция серо-зелёного цвета и с хамским запахом.

Через 10 минут искатели приключений в полном составе отбыли на гауптвахту.

Еврейский погром