О людях и самолётах 2

На вертолётный полк обрушилось стихийное бедствие в виде учебного сбора студентов. Специфика бедствия состояла в том, что они обучались по специальности «Прикладная математика и кибернетика» и по национальности были… ну, в общем, понятно. Правда, было их немного, всего 12 человек.

Начальником сбора назначили майора Тарасенко, по национальности украинца. Впрочем, товарищи, нет. Хохла! Чистейшего, классического, самого наихохлейшего из хохлов. Понимаю, что звучит неполиткорректно, но – из песни слов не выбросить!

И вот, «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лёд и пламень».

Первое построение. Студенты ещё в гражданке. Тарасенко берет строевой расчёт:

– Альтман!

– Я!

– Бронштейн!

– Я!

– Векслер!

– Я!

– Певзнер!

– Я!

–Цветков! Тут Тарасенко с надеждой поднимает взгляд.

– Я! – отвечает двухметровый Цветков и вежливо приподнимает над головой кипу…

– Блин! Разойдись нахрен!

– Ну, и что мне с ними делать? – возмущённо спросил Тарасенко у майора с военной кафедры.

– Да как обычно! Для начала – строевая, уставы, огневая: начальное упражнение из АКМ, первое из ПМ…

– Да на что им АКМ?! – взвился Тарасенко, – всё равно потом на «Галиль»[46] переучиваться придётся! Зря мы здесь горбатимся! Всё равно ведь уедут все!

– Постой, постой, – вмешался я, – ты что это, антисемитизм здесь разводишь, а?! Ты коммунист или нет? Может, ты ещё еврейский погром здесь устроишь?

– И устрою! – окрысился Тарасенко и вышел, грохнув дверью канцелярии.

Через пару дней он заявился в казарму перед отбоем. Студенты построились. Запинаясь от неловкости, московский майор объяснил цель прибытия начальника сбора.

– Всякая власть – от бога, – задумчиво сказал, кажется, Певзнер, – пусть смотрит, товарищ майор.

Тарасенко с ухватками профессионального вертухая полез по тумбочкам.

В первой, кроме разрешённых туалетных принадлежностей и конвертов, он обнаружил книги. Названия книг разбирались с явным трудом, некоторые были написаны на языке вероятного противника. Тарасенко надолго задумался над увесистым кирпичом «Искусства программирования», затем перешёл к соседней тумбочке. Там было примерно то же самое, только вместо «Искусства» красовался справочник по непонятному «Prolog`у».[47] Пролог чего описывается в книге, начальник сбора выяснять явно побоялся. В четвертой тумбочке лежала православная Библия…

– Ну чего ты к ним привязался, – спросил майор у Тарасенко, – нормальные парни, грамотные, спокойные. Может, тебе чего сделать надо или починить? Они могут…

– И тренажёр могут? – задумался Тарасенко, – мне командир за него задницу разодрал уже по самые плечи. Там вроде компьютер какой-то… Не понимаю я в них ни пса… А второй месяц уж не работает.

На следующий день студенты отправились знакомиться с тренажёром.

Когда в ангаре вспыхнул свет, кто-то из студентов, кажется, неугомонный Певзнер, не сдержал удивления:

– Нихрена себе, убоище, товарищ майор! Античная техника! Ладно, парни, взялись!

Несколько дней москвич был занят своими делами и на тренажёр не заходил. Наконец, любопытство взяло верх.

В ярко освещённом ангаре мощно гудели вентиляторы, завывали сервоприводы, приборные щитки в кабинах Ми-24 весело светились. На полу были расстелены трактовые схемы. Два студента, направив в зенит пятые точки, затянутые в х/б образца 1943 года, ползали вдоль схемы. Периодически они теряли нужный провод и переругивались, используя родные для всей общности советских людей слова.

– Здорово, умы! Как дела?

– Нормально, – не разгибаясь ответил кажется Альтман, – уже взлетает… правда, пока хвостом вперёд. Но это – ерунда. Поправим. Мы его тут поапгрейдили немного, – усмехнулся он, – летать будет, как «Команч».[48]

– А где Тарасенко? – спросил майор,– где этот местечковый антисемит?

– Жарко, – невпопад ответил, кажется, Векслер и опять нагнулся над схемой.

– Так где он?

– Ну, я же сказал – жарко! – пояснил Векслер, – за пивом нам поехал. Два ящика он нам уже должен – за то, что включилось и взлетело, а третий обещал, если всё остальное заработает. Ну, я ему сказал, пусть сразу три берет, чего два раза ездить?

Не судьба

Начальник академии генерал-полковник Н* получил директиву Главпура. Невзрачная бумажка, отпечатанная на серой, обёрточной бумаге, производила странное впечатление. В типографии даже не удосужились разрезать страницы, и брошюру надо было читать, развернув её в один лист. Страницы в этом полиграфическом шедевре шли, как водится, не по порядку, поэтому генерал, с трудом отыскав следующую страницу, успевал забыть содержание предыдущей.

Директива громыхала сталью: «Вести бескомпромиссную борьбу с пьянством и алкоголизмом… до конца месяца доложить списки офицеров, склонных к употреблению… развернуть широкую пропагандистскую кампанию…». Генерал матерно выругался в селектор и вызвал начальника политотдела.