О людях и самолётах 2

Кабинет у командира странный. Наверное, так выглядели деревенские избы, куда крестьяне после революции тащили из барских домов всё, что попадалось под руку. Справа стоит ужасно захватанный руками полированный сервант. На серванте лежат защитный шлем и фуражка, на стеклянных полочках – рюмки с какими-то подозрительными разводами и вымпелы. Командирский стол обычный, канцелярский, зато рядом с телефонной этажеркой красуется огромный, очень старый напольный глобус. Может, его вывезли прямо из Рейхсканцелярии, не знаю…

– Ну что, сказал командир, – пора подбивать бабки. Стреляли? Стреляли. Траву на взлётке щипали? Хорошо щипали, новая теперь вырастет только в будущем году. Поварих гм… любили, триппером болели. Думаю, сборы удались. Тем более, все живы и относительно здоровы. Сколько у тебя человек в санчасти?

– Четверо…

– Хочешь – забирай, а хочешь – сделаем укол, здесь усыпим.

– Куда забирать, товарищ командир?

– А я разве не сказал? Во память, а? Сегодня же вечером борт на Чкаловское. И чтобы духу вашего здесь не было, а то в понедельник прибывают казанцы из авиационного института, ваши палатки и шмотки им и достанутся. Опять же, сапоги разносили, большое государственное дело сделали.

Документы оформлены?

– Так точно! (Ха! Они у меня уже к исходу третьего дня сбора были оформлены).

– Тогда – тридцать секунд – колёса в воздухе!

В расположении построил войско. Объяснил задачу. Успеваем свернуться – убываем вечером. Нет – служим ещё 10 дней.

Лагерь исчез со сверхъестественной быстротой. Заметил, что на центральный кол штабной палатки натянут презерватив. Гм…

Летим. Многие летят в первый раз, а на Ил-76 не летал вообще никто. Войско сидит на откидных железных лавках вдоль бортов, остальные – прямо на полу. Из дверей пилотской кабины выглядывает правак. Самолёт начинает крениться на левый борт. Студенты цепляются за лавки, потом начинают катиться с правого борта на левый.

Самолёт выравнивается, затем ложится на правый борт. Студенты катятся обратно. Захожу в пилотскую кабину и интересуюсь, кто будет мыть заблёванный пол? Студенты уже – люди гражданские, и их сто человек. На лице командира появляется задумчивость. Ил-76 летит как по ниточке…

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

– Ну, чего? Ведро – в хвосте на рампе.

– Да нет, мы вас пригласить хотим, сок гамми-ягод пить.

– Ткаченко, опух совсем в армии или укачало?

– А помните, вы в начале сбора нам водку пить запретили, а мы ещё спросили, можно тогда из неё сок гамми-ягод делать?

– Ну, помню…

– Так настоялся… В первом взводе – на вишне, во втором – на смородине, в третьем – на зверобое.

– Ясно, сейчас иду, только тетрадь уберу.

– Ткаченко!

– Я, товарищ подполковник!

– Экипажу не предлагать, а то бортач мимо вас уже в третий раз прошёл!

Свежий ветер перемен

В кабинете было душно.

И на улице тоже было душно. Жара загустила воздух, и он был похож на тягучую, липкую смолу. Старенький жёлто-коричневый бакинский кондиционер, натужно дребезжа, без толку гонял горячий воздух по углам комнаты.

В пустой кабинет командира полка меня привёл дежурный по части и оставил дожидаться начала совещания. Кабинет был неуютным, пыльным и каким-то запущенным. В углу стоял полированный сервант на нелепых длинных ножках, на его полированных дверцах красовались отпечатки пальцев. Там, где хозяйка дома обычно расставляет самую красивую посуду, стояли какие-то сувениры, несколько папок, вероятно, с юбилейными адресами и несколько книг. На серванте лежала офицерская фуражка почему-то с красным пехотным околышем, наверное, тоже подаренная гостями из соседних частей. Платяного шкафа в кабинете не было, поэтому вешалка с повседневным полковничьим кителем висела на гвозде, вбитом прямо в сервант. Над двумя рядами орденских ленточек тяжёлым золотом отблёскивала Золотая Звезда Героя.

К полированному командирскому столу примыкали обычные аудиторные столы с разнокалиберными стульями. Самой красивой и дорогой вещью в кабинете был огромный напольный глобус в тяжёлой деревянной раме, уместный, скорее, в кабинете командующего Дальней авиацией, чем командира вертолётного полка.

Чтобы не занимать чьё-то привычное место за столом совещаний, я выбрал стул у стены поближе к кондиционеру. Постепенно кабинет заполнялся. Кто-то, увидев мои подполковничьи погоны, здоровался, кто-то равнодушно проходил мимо. Последним пришёл начальник штаба, то ли башкир то ли калмык, говоривший с очень сильным акцентом, с ним я уже познакомился, когда представлялся по прибытию.

Наконец в кабинет вошёл невысокий человек в «песчанке» и разговоры за столом сразу смолкли. Начальник штаба, грузно опершись руками о столешницу, встал и скомандовал:

– Товарищи офицеры!

Командир, подождав, пока прекратится стук отодвигаемых стульев и, бросив руки по швам, негромко сказал:

– Товарищи офицеры, прошу садиться.

Командир полка был худощавым блондином с мелкими, невыразительными, как бы подтаявшими чертами лица и спокойным, вежливым голосом.

– Начальник штаба, все прибыли?

– Так точно, товарищ командир.