То, что делал Эйзенштейн в «Мудреце», – только обострение обычайного. Слово не осуществлялось, словесную вещь сделать не могли. И в театре Маяковский не встретил своего режиссера, который бы ему помог остаться собой у рампы,
Раздел V
В нем две главы. В этих главах поэт уже сед. Он владел мастерством, создал много книг. Эти главы замыкают собою книгу.
Поэт путешествует
Когда-то давно молодой Маяковский написал стихи «Люблю». Это большое стихотворение с проверкой жизненного пути. Оно кончалось словами:
Эти строки потом были срифмованы с другими.
Мысль возвращается измененная, и образ напоминает образ, как рифма возвращает зарифмованное слово.
Поэму «Во весь голос» Маяковский в 1930 году кончил словами:
Образ присяги соединяет любовь и партию.
У Маяковского есть другой постоянный образ.
Лодка дней.
Он сразу входит оснащенный.
В 1924 году в поэме «Ленин»:
Образ лодки реализовался в поэме «Хорошо!». Он стал комнатой-лодкой:
Люди – лодки, комната – лодочка.
Ленин – это не только поэма «Ленин». Это поэма «Хорошо!».
У Маяковского есть такие пары поэм:
«Человек» – рядом с ним «Про это».
«Хорошо!» стоит рядом с «Лениным», в одном решении времени.
Жил поэт в домах Стахеева, комната его мало менялась. Последние годы сделал диван, стол поставил американский, американские шкафы, на камине – верблюда.
Была у Маяковского песня:
Верблюд жил на камине.
Маяковский хотел войти в коммунизм со всей своей жизнью, со своей любовью, друзьями.
Он всех людей проверял, и вел к одной цели, и радовался, что Крученых написал стихи о Руре и опоязовцы написали работу о языке Ленина.
Он людей Лениным чистил. С именем Ленина связан у него город и сам язык русский. Он говорил:
СССР – страна многонациональная. Русский язык – язык Ленина. И Маяковский обладал народной гордостью великоросса.
Писал о русском языке стихи, обижался, когда его, Маяковского, нарочно не понимали люди в Тифлисе и в Киеве.
Стихи эти тщательно он переделывал так, чтобы было убедительно.
«Во втором номере Лефа помещено мое стихотворение «Нашему юношеству». Мысль (поскольку надо говорить об этом в стихах) ясна: уча свой язык, не к чему ненавидеть и русский, в особенности если встает вопрос – какой еще язык знать, чтобы юношам, растущим в советской культуре, применять в будущем свои революционные знания и силы за пределами своей страны.
…Я напечатал стих в Лефе и, пользуясь своей лекционной поездкой в Харьков и Киев, проверил строки на украинской аудитории.
Я говорил с украинскими работниками и писателями.
Я читал стих в Киевском университете и Харьковской держдраме.
…С удовольствием и с благодарностью для полной ясности и действенности вношу всю сделанную корректуру».
Он ездил по Советскому Союзу. Трудно ездить. Поезда, а иногда и сани, номера гостиниц с водопроводными трубами и вынужденным одиночеством.
Он ездил так много, что говорил:
«Я теперь знаю, сколько верст надо бриться и сколько верст в супе».
Раз приехал в Ростов, а там спутались трубы канализации и водопровода. Пить можно только нарзан.
Чай и то из нарзана. А когда нарзан кипит – непонятно: пузырьки идут сразу.
В Ростове ему сказали, что в местной РАПП была поэтесса, ее снимали под крестьянку, надевали ей на голову платочек. Сказали: «Это вам идет».
Напечатали: «Поэтесса-колхозница».
А потом перестали печатать.
Девушка достала револьвер и выстрелила себе в грудь.
Маяковский в Ростове прочел ее стихи, стихи были неплохие. Поехал в больницу. Говорит:
– Так не надо. Ведь есть же у вас товарищи? Они все вам устроят. Я вот вам устрою.
Устроил и лечение и отдых. Спрашивал ее:
– Вам трудно?
Она отвечала:
– Вы знаете, огнестрельная рана – это не больно. Впечатление такое, как будто тебя кто-то внезапно окликнул. Боль приходит потом.