О маленьких рыбаках и больших рыбах

Выяснилось в разговоре с Шуркой, кто такой «губернатор», который «на бакенах сидит». Дело, оказывается, совсем простое: в двух-трех верстах от Людца на другом, берегу Сны живет один людецкий крестьянин, Яков Иванович Вершин, по прозвищу «губернатор», а живет он там потому, что он бакенщик, то есть надсмотрщик за бакенами; это и называется «сидеть на бакенах». Завтра жена его посылает ему свежего хлеба, а повезут хлеб два сына Якова Ивановича — Володя и Вася, приятели Шурки. А Шурка с ними хочет ехать и меня зовет. Вот и все.

Посмеялись мы над недоумением моим и легли спать.

Только успел я глаза закрыть, — и все, что я видел за этот большой для меня день, все это, как живое, мне вдруг снова представилось: и блещущая на солнце вода, и зеленые, убегающие назад берега, и черные усы капитана Бутузова, и Глухая Сна среди зеленых лугов, и отрубленная голова курицы, и завешенные бровями глаза лоцмана. Все это проплыло в моих глазах, смешалось, и я заснул.

IV

На другой день, как только мы с Шуркой на двор вышли, нас уже ждали там и Володя и Вася Вершины. Пришли они с вестью неприятной — ехать к Якову Ивановичу нельзя, незачем.

— Мамка тесто вчера не ставила, — сказал Вася, младший из Вершиных, белоголовый мальчуган лет семи, с синими наивными глазами.

А брат его, Володя, одних лет с нами, крепкий такой, широкий в плечах мальчик, плечи у него совсем квадратные, и голова прямо на них посажена, словно и шеи нет, — поглядел на него насмешливо и говорит:

— Он уж ревел сегодня, что не поедем!

— А вот и не ревел! Что врешь! — яростно сказал Вася, а у самого сейчас слезы готовы брызнуть из глаз.

И я был разочарован, поглядел на Шурку, показалось, что и он тоже. Но только Шурка ничем не проявил своего неудовольствия.

Прошли мы всей гурьбой в садик, уселись там на траве, где мы вчера с Шуркой познакомились. Разговорились.

Оказалось, что Шурка пользуется большим авторитетом среди своих ребят. Это сразу почувствовалось: и по тому, как он с ними разговаривал, и как они к нему относились. Ишь ты, думаю, какой командир! Захотелось и мне чем-нибудь весу себе придать. Рассказал я ребятам, как я в реке тонул, когда ходил ловить большого окуня. Но на ребят мой рассказ большого впечатления не произвел, а Шурка даже заметил пренебрежительно:

— Что же ты не сумел перейти. Парень-то перешел же!

Вспомнились мне слова пастуха, я их и повторил:

— Так ведь он плотовщик! А плотовщики и на одном бревне плавать умеют!

А Шурка мне на это:

— Эка невидаль, и я могу на одном бревне проплыть.

— Да, как же! Бревно-то ведь вертится!

— А вот будем купаться, я тебе покажу!

А потом встал и говорит:

— А ну, ребята, купаться!

Спустились мы с высокого берега и вышли в ту самую калитку, возле бани, в которую мы вчера с Екатериной Васильевной вошли.

Разделись на лодках, они лежали тут же на берегу.

Купаться хорошо — песчаный берег полого переходит в ровное песчаное дно, и можно далеко в воду зайти, прежде чем она до горла дойдет. Только что мы в воду зашли, подошли еще два мальчика. Как я потом узнал, Ваня Минин с острым носиком и хитренькими глазками и смуглый, как цыган, с кривыми ногами, серьезный, даже мрачный с виду, Андрейка-Колесо. И они живо разделись и стали купаться.

Вижу я, все ребята в воде чувствуют себя как дома: и плавают, и ныряют, и топят друг друга, и верхом катаются друг на друге. Наконец, заплыли далеко-далеко. И впереди всех Шурка — так красиво плывет «по саженкам», совсем как большой. Да и другие ребята тоже хорошо плавают. Вон даже Вася, и тот булькается, булькается, а от старших не отстает. Только один я полощусь на мелком месте. Плавать я тогда почти совсем еще не умел, да и купаться мне редко приходилось — на Ярбе у нас мало было мест для купания, и мама не позволяла.

Очень обидно мне стало, что я так от ребят отстал, и решил я обязательно научиться как следует плавать. А ребята меня на смех подняли. А потом стали «учить плавать» — попросту затащили на глубину и отпустили. Еле-еле я выбрался опять на мелкое место. Но я нисколько не рассердился на них, наоборот, даже был доволен, что все-таки сам выбрался с глубины. А ребята снова надо мной стали смеяться и представлять, как я плыл с испуганным лицом и вытаращенными глазами.

Увидел я, что неподалеку лежит бревно большое, наполовину вытащенное на берег, и говорю Шурке:

— А вот ты хвастал, что сможешь на одном бревне проплыть. Ну-ка, проплыви вот на этом бревне.

А Шурка сжал презрительно губы и говорит:

— И проплыву! Давай, ребята, стащим бревно в воду.

И ведь проплыл. Поставил как-то по-особенному ноги, не на самом горбыле, а чуть-чуть по бокам бревна, оно под ним и не вертится. А он стоит и плывет, только руками балансирует. Вот, думаю, молодец, какой Шурка! Мне бы так! А говорю другое:

— Да, так-то просто, босому-то. А плотовщики-то в сапогах плавают!

А он мне:

— А тебе, — говорит, — и босому не проплыть, так ты молчи уж лучше!

Возражать мне нечего было.

В это время Володя Вершин показывает рукой на реку и говорит:

— Ребята, глядите-ка, уклеек-то сколько привалило!