О, Мари!

Марк заказал по моей просьбе разговор с Ереваном. Вскоре меня соединили. По возможности бодрым и беспечным тоном я объяснил матери, что еду в командировку в Кокчетавскую область.

– Мам, это ненадолго. Там, говорят, очень интересно.

Трубку взял отец:

– Что случилось? Почему в такую даль? Это же степь, целинные земли, никаких условий! Быт приближен к военному, если не сказать хуже. Что ж, Давид, ты вплотную приближаешься к Берингову проливу. И не оправдывайся! Тебе следовало быть более уступчивым, в сложных обстоятельствах не стесняться идти на компромисс. Характер – вот причина твоих бед. Постарайся остаться в живых и помни: свою судьбу определяешь ты сам и никто другой. Я передаю трубку маме, успокой ее, как можешь. Не знаю, надолго ли затянется твоя командировка, но она точно приблизит твой разрыв с Мари.

Утром следующего дня весь курс прощался с восемью героями недавнего происшествия. Девятый, майор, все еще лежал в госпитале с разорванной барабанной перепонкой. Мои товарищи получили новые назначения, в основном в Центральной России. Худшее, по всей видимости, было у меня. Никто из нас не держал друг на друга зла, ярость сражения была забыта. Расстались друзьями. Только с Сениным мы не подали друг другу руки и попрощались холодно.

Спустя годы я узнал, что после отставки в чине полковника Сенин примкнул к крайне левому националистическому движению. Он располнел еще больше. Обрюзгший, неухоженный, выгуливал дважды в день по переулкам и скверам большую толстую собаку, удивительно похожую на него самого. Со Славой Шатьковым и Алексеем Качковым мы остались добрыми друзьями, особенно после нашего переезда в Москву. Впоследствии оба они стали генералами, занимали должности общесоюзного и общероссийского значения. И Слава, и Алексей сохранили свой добрый, веселый нрав, но, к сожалению, иногда выпивали больше, чем нужно, а их жены упрекали меня за то, что я спаиваю их мужей, в то время как сам не употребляю спиртного.

* * *

В сопровождении Марка, нагруженный вещами, я приехал в аэропорт Домодедово. Фаина не пришла меня провожать, передала с Марком толстый конверт с просьбой открыть в самолете. В зале было шумно, душно и грязно. Объявили, что самолет задерживается на два часа, и я предложил Марку пойти в депутатский зал (аналог теперешнего VIP-зала). В то время мое удостоверение и наглая решительность открывали передо мной любые двери.

– Давид, я решил не вмешиваться в ваши дела, но надеюсь, ты понимаешь, что Фаина моя единственная сестра и ее судьба мне небезразлична. Как ты думаешь строить свою дальнейшую жизнь? Ведь служба скоро закончится.

– Пока не знаю, Марк.

– Это не ответ.

– Понимаю и переживаю из-за этого.

– Видишь ли, я должен элементарно ответить на вопросы родителей. Ты ведь не забыл, что у Фаины есть еще мама и папа, и тебя к ним домой привел я? Скажи, твое решение насчет дальнейших отношений с Фаиной зависит от возвращения Мари?

– К сожалению, получается так, – вздохнул я. – Совсем забыл, что ты хороший адвокат и умеешь допрашивать лучше меня.

– Мне обидно слышать такой ответ, но он хотя бы честный. Выглядит так, будто какая-то ясность уже есть. С учетом того, что Мари не вернется… Пожалуйста, не ерзай на стуле! Прошло два года, как она уехала, и шансов на ее возвращение почти нет. Давай все-таки рассмотрим этот вариант. Мари не вернулась, – продолжал он, – что будешь делать?

– Продолжу встречаться с Фаиной. Если, конечно, она тоже этого захочет.

– Не скромничай, Давид. Мы уже давние друзья, и я к тебе отношусь как к брату. Предположим, вы поженитесь. Ты знаешь, что мы все хотели бы, чтобы Фаина последовала за нами. Как ты поступишь в этом случае?

– Однозначно нет. Этот вариант я уже проходил. Я не смогу бросить родителей, брата, друзей, в конце концов, большую и малую родину, как бы пафосно это ни прозвучало.

– Но, может быть, ты еще пересмотришь свое решение?

– Нет, Марк. Это невозможно.

– Хорошо. Я передам наш разговор родителям и, разумеется, Фаине. Сегодня ты сделал важный для дальнейшей жизни выбор. Смотри, не пожалей.

– Конечно, мне будет жаль терять Фаину.

– Давид, в любом случае мы остаемся друзьями.

– Несомненно.

Мы тепло попрощались, и Марк уехал. Самолет отправился лишь поздней ночью, с десятичасовым опозданием. Утром двадцать девятого декабря 1966 года я был уже в Челябинске, а вечером того же дня сел на поезд Челябинск – Курган – Кокчетав.

Последний отрезок пути я ехал в общем вагоне – плацкартные в составе поезда не были предусмотрены. Тем, у кого были билеты, достались сидячие места, остальные заполонили проходы, коридоры, любую щель, где можно было стоять, лежать или сидеть. Я уступил свое место женщине с плачущим ребенком и тоже устроился в коридоре на проходе. Уткнулся в воротник своей заслуженной дубленки, опустил уши шапки и попытался заснуть, но бесконечно движущиеся в сторону туалета и обратно полупьяные и пьяные люди, толкающие друг друга, и опасения за сохранность моих вещей прогоняли сон.