О, Мари!

– Друзья, не стоит меня перехваливать. Зная моего друга и его гнусный характер, могу сказать, что он увлечется и постепенно перейдет к критике, обвиняя меня в смертных грехах, вроде того, что иногда я не пахну духами. Да, это так, но об этом просят мои подруги, они уверяют, что мой запах здорового мужского пота безумно их возбуждает, а когда мужчина надушен, впечатление такое, будто целуются две подружки-лесбиянки. Не делай грозный вид, француз, в присутствии Мари ты не осмелишься меня пинать и обзывать неинтеллигентными словами. Ну да, я не партиец, но я тоже могу быть самокритичным! Например, не ношу шелковые трусы с кружевами, потому что их просто нет в магазинах.

– Ладно, хохмач, ты кого из себя изображаешь? Фрунзика Мкртчяна? С тобой девушка, которая впервые с нами встречается, что она о нас подумает?

– Простите, совсем забыл! Хочу познакомить вас с моей новой подругой Гаяне, она биолог, работает в нашей криминалистической лаборатории экспертом, у нее четырехлетняя дочь, но она свободная женщина. Не исключаю, что мы создадим образцовую милицейскую семью – скорее всего, без формальностей. Представляете картину: вечером перед сном каждый из нас снимает кобуру с пистолетом и кладет рядом со вставными челюстями. Утром просыпаешься, открываешь глаза и видишь: жена целится прямо в твое ну очень дорогое место и хриплым голосом спрашивает: «Признавайся, гад, ты где шлялся вчера вечером, почему тебя не было на политзанятии?»

– Правильно мне сказали на работе, Рафа, комедийный жанр тебе удается, – вступила в разговор Гаяне. – Вижу, ты сегодня в ударе. Но хватит позорить меня перед друзьями! Пистолета у меня нет и не полагается его иметь. Поэтому для правдоподобия картинки ты должен найти настоящую милиционершу с пистолетом. Здравствуйте, Мари, я знаю вас по телепередачам и всегда восхищалась вашей красотой и манерой ведения эфира.

– Смотри-ка, ты на работе времени зря не теряешь, сочетаешь полезное с приятным, – продолжал зубоскалить Рафа.

– Какие новости по делу Мари? – спросил я. – Кто-то же должен стоять за этими подонками?

– Еще не знаем. Мне кажется, что Аршакян уже вынюхал что-то, он ведь лиса и законник, угрожать, что посадит этих тварей в камеру с крысами или агрессивными гомиками, не будет. Я предложил ему провести придуркам водные процедуры, освежить им головы, пока «добровольно» чистосердечно не признаются. Но он пока отказывается – вдруг подлецы с перепугу дадут неправильные показания, тогда время на проверку будет потрачено впустую. Вот ты, Мари, своей интуицией что чувствуешь? Кого подозреваешь?

– Разумеется, во всем и всегда виноват Давид, но в данном случае я отметаю его участие. Ему меня похищать незачем, я сама согласна пойти туда, куда он укажет. А кроме того, у меня нет врагов и никогда не было, поэтому, думаю, это случайная акция.

– Но ведь они несколько дней следили за тобой, пока улучили подходящую минуту, – возразил я. – И о какой случайности может идти речь, если они знали, где ты живешь! Значит, кто-то направил их по твоему адресу. Этот кто-то определенно знает тебя. Но какую цель он преследует – пока не известно.

– Не начинайте, ребята, я еле начала отходить от этого кошмара, – поежилась Мари.

– Твоя версия, Давид? И вообще, она у тебя есть?

– Версий у меня несколько, но все имеют много пробелов, нестыковок и неувязок, – признался я. – Может, подождем еще несколько дней и все прояснится? Не будут же эти подонки молчать вечно, скоро наверняка запоют некрасивыми голосами: о, Мари, о Мари, ой, прости нас, ой, прости…

– Видишь, несостоявшийся прокурор, из твоих же слов вырисовывается первая версия, – потер руки Рафа.

– Ну тогда просвещай нас, интеллектуальный представитель неподкупной советской милиции!

– Значит, так, – продолжал мой друг, – заказчиком является не какая-нибудь мелкая сошка, а свирепый авторитетный чувак, с которым шутки плохи. Если что – хана.

– В твоей речи много латинских слов, что делает честь настоящему юристу, но я надеялся услышать что-то более существенное.