Не всегда и не все в политике Советов было Вам понятно и симпатично. Вы человек глубочайше миролюбивый, и, как я знаю, Ваше воззрение ближе всего к воззрениям яснополянского мудреца[16]
, но это не мешало Вам почувствовать великую правду в советском строе и, оставляя в стороне разногласия, в главном остаться нашим попутчиком.Не всегда могли мы Вам помочь вовремя и в достаточной мере, перетерпеть всяких трудностей Вам пришлось немало, но все-таки, Вы сознаетесь, Наверное, что Советская власть не только в моем лице, вообще шла Вам навстречу, зная, какого ценного человека она имеет в Вас, помогала Вам по мере сил и дала Вам возможность, пережив трудные времена, вступить теперь, в день Вашего юбилея, в качестве заслуженного артиста на путь еще более широкой художественной и научной деятельности.
Чрезвычайно приятно мне было отметить, с каким глубоким сочувствием и единодушием отозвалась на Ваш юбилей вся наша пресса.
Еще раз крепко жму Вашу руку.
Как печально, что проклятый бронхит, который меня душит, не дает мне возможности быть сейчас вместе с Вами.
Я просил мою жену, Наталью Александровну, крепко поцеловать Вас за меня.
Народный комиссар по просвещению
Уважаемый товарищ! Очень прошу Вас помочь известному ученому и артисту В. Дурову в деле получения им без оплаты таможенных сборов совершенно необходимых ему предметов, перечисленных в прилагаемом списке.1
Особенное внимание обращаю на уже прибывшие предметы за №№ 12, 14, 36 и 37, отсутствие которых совершенно парализует работу Дурова.О Вашем решении прошу уведомить меня. Нарком по просвещению
На зарубежной эстраде
I. Среди трудовой демократии
Майские праздники (Письмо из Парижа)*
О традиционном массовом празднике, которым начиная с 1912 г. отмечала свои годовщины ежедневная парижская газета французских профсоюзов «Bataille Syndicaliste». Празднество, устроенное 3 мая 1913 г. в двух огромных залах «Ваграм», было открыто речью генерального секретаря Всеобщей конфедерации труда Франции Леона Жуо и после обширного концерта закончилось грандиозным балом.
Колоссальная зала Ваграм, вмещающая более 4000 публики, залита огнями и переполнена рабочими семьями.
Французский пролетариат имеет своеобразную внешнюю физиономию. Вы здесь не встретите того сознательного и разительного подражания буржуазии, которым часто поражает нас рабочий Берлина или Вены. Здесь вы увидите десяток фигур в характерных плисовых костюмах, а большинство, во всяком случае, предпочитает каскетки котелкам, любит красные галстуки и несколько небрежные пиджаки. Но во всем у парижского рабочего есть своя развязная, уверенная и не лишенная грации складка. Живописную ноту вносит анархическая молодежь со своими кудрями и сомбреро, своими замысловатыми куртками и бантами. Во всем этом чудачестве много молодости и веселого озорства. Их дамы обтянуты в жерсе, носят мужские шляпы на стриженых волосах и стараются держаться гаврошами.
Рабочие сюда пришли со всеми чадами. Дети великолепны! Никакого вырождения. Нарочно присматриваюсь к детворе, которая резвится и шныряет между ног публики, аплодирует артистам или дремлет на коленях матерей: превосходные маленькие человеческие экземпляры.
Я знаю, что есть в Париже же дети города, о которых говорит в известном стихотворении Городецкий1
, но это бездомные сироты, оторванные от родителей, жестоко эксплуатируемые крошки. В рабочей семье как таковой ребенок находит сейчас столько ласки и заботы, что, приняв во внимание трудности жизни, приходится удивляться бодрому духу и приспособляемости рабочего класса.Очень мила женская публика. Костюмы не от Пакена и не от Дреколя, а самодельные, и самому лучшему бальному платью цена 30 франков, но сколько тут остроумия, какое умение выдержать стиль… Хорошеньких лиц и изящных фигур, верьте, здесь в зале Ваграм больше, чем на премьерах больших театров. Нечего и говорить, что в смысле заразительной веселости, искреннего восприятия, симпатии к артисту – эта публика возвышается, как небо над землей, над блазированной, почти всегда равнодушной и часто проявляющей до крайности испорченный вкус публикой блистательных зал буржуазного Парижа.
Программа показывает, какой огромный шаг вперед сделала за последние годы в Париже пролетарская культура. Я хорошо помню то время, когда на пролетарские юбилеи и праздники приглашались зауряднейшие и скабрезные артисты кафешантанов. Поэты, подобные Леге, распевавшему уже и тогда свое «Красное солнце» и пр., были редкостным исключением. Теперь же программа, при несомненной художественности, с начала до конца носит идейный характер.