Волнующее воплощение мыслей, высказанных Луначарским в программной статье «О народных празднествах», несли праздничные представления, устроенные в том же двадцатом году в ряде городов Советской страны, и в первую очередь в красном Петрограде: массовые представления «Гимн освобождению труда» и «К мировой Коммуне» (в честь II Конгресса Коммунистического Интернационала), разыгранные 1 Мая и 19 июля 1920 года на площади Народных Зрелищ, у портала бывшей Фондовой биржи; постановка «Блокада России», исполнявшаяся под открытым небом на Каменном острове; массовая инсценировка «Взятие Зимнего дворца», число участников которой превысило шесть тысяч человек, а количество зрителей, заполнивших Дворцовую площадь, было более ста тысяч; «всеобщий праздничный день рабочей и красноармейской демонстрации» на Красной площади 27 июля 1920 года.
Одним из постановщиков массового театрализованного представления «К мировой Коммуне» был выдающийся советский режиссер К. А. Марджанов. Весной 1933 года, выступая на траурном митинге памяти Марджанова, Луначарский рассказал и о другом, оставшемся нереализованным замысле массовой постановки, которую Марджанов хотел осуществить летом 1921 года на Красной площади в честь III Конгресса Интернационала. Говоря об этом замысле, Луначарский не упомянул лишь о такой существенной детали, что одним из вдохновителей и соавторов сценария той постановки был вместе с режиссером К. А. Марджановым и художником И. М. Рабиновичем он сам. Прошло полвека с того времени, когда предполагалось показать это грандиозное представление, пока на страницах тома «Литературного наследства. В. И. Ленин и А. В. Луначарский» не ожили извлеченные из фондов Центрального партийного архива докладная записка А. В. Луначарского в ЦК РКП(б) о замысле этой постановки и подписанный им литературный сценарий «массового действия для праздника Третьего Интернационала». И стало еще очевиднее, до какой же степени волновала, воодушевляла Луначарского и как партийного и государственного деятеля и как публициста, художника, драматурга сама идея подобных празднеств.
Эти интереснейшие документы, овеянные духом времени, столь красноречивы, что вряд ли нуждаются в комментариях. Характерна, отметим только, живая перекличка настоящего сценария с условной эстетикой массовых спектаклей тех лет, где такую значительную роль играли плакатно обобщенные социально-политические символы. Но таковы приметы времени, и тем ощутимее реальный фон, на котором возникали высказывания Луначарского на эти темы.
В тягчайших условиях тех лет, когда на нищую, разоренную, еще только приступавшую к восстановлению разрушенного хозяйства страну обрушилась чудовищная засуха, голод в Поволжье, постановка этого сценария осталась нереализованной. Это не могло остановить, однако, размышлений Луначарского о богатейших возможностях массовых спектаклей и об их будущем.
Весной 1921 года, говоря в статье «О задачах театра в связи с реформой Наркомпроса» о перспективах развития двух основных направлений театральной деятельности, масштабного «художественно-революционного» театра и театра «оперативно-агитационного», он делал примечательную оговорку:
«Я не буду распространяться здесь о вещи,
Той же весной 1921 года в статье «Театр в Советской России», написанной для зарубежной прессы, он, говоря о творческом потенциале народной массы («и она сотворит совсем особый театр, имеющий мало общего со старым театром»), особо останавливался на огромной роли, которую сыграет в будущем театр массового действия, театр под открытым небом.