О мастерах старинных 1714 – 1812

– Тоже чин! – ответил человек в зебровом фраке. – Механикус. Ну, если чин, так отвечайте за него, как чиновник. А мне торопиться надо. Вон на Неве от льда промежуток есть. Я из-за вас тоже тонуть не намерен.

Человек во фраке ушел, стуча красными каблуками.

– Вот и не починим ломоносовской трубы, – сказал Сабакин. – Но что ж, уезжай, друг. Хоть завтра ты не поедешь и послезавтра не поедешь… Крик криком, а бумаги вам выписывать будут долго. В Англии и я сам был и еще, говорят, поеду. Зовут меня в тамошнее Королевское общество доклад читать. Заодно Воронцову часы починю. Тебе же ехать надо сейчас.

– В Кронштадте кораблей уже нет, в море лед.

– Приказано вас представить, как-нибудь проедете.

Глава десятая.

В ней тверской механик Лев Сабакин собирается в Лондон и ведет дорогой беседу на Котлине.

Прошло полгода.

Ранняя весна.

Большой город Санкт-Петербург блестит куполами и шпилями вдали, над бледно-голубым заливом.

В заливе льдины – проходит весенний ладожский лед.

К Котлину плывут, рассыпаясь, последние льдины.

Над Котлином летят утки, летят все время, весь день и всю светлую ночь.

Море за Котлином свободно от льда и лоснится, как новая жесть.

К вечеру меркнет жесть, и темнеет ее пологая, от дальней бури рожденная волнистость.

Над заливом к Петербургу по небу плывут и тают, как льдины, легкие облака.

В оловянном блеске моря с обнаженными черными мачтами стоят корабли – ранние корабли, пришедшие из Англии за русским железом. Без него уже проголодались английские мастерские.

Кораблей много. Кормы их расписаны красками, на носах кораблей иззолочена резьба.

В воде отражаются позолота кораблей, черные мачты и пеньковые ванты.

Корабли грузятся сперва досками, потом уральским железом. На железо опять кладутся доски и опять железо, а сверху грузятся лен и пенька.

От Петербурга через мели идут лайбы, соймы и галиоты – везут железо, пеньку и доски.

При Петре – а было то шестьдесят лет тому назад – приходили корабли в самый Питер, но замелела вода.

Приходили корабли с балластом, песком, потому что везли в Петербург, дворянам на потребу, товар дорогой и убористый, а увозили лен, доски, пеньку.

Сейчас везут в Англию железо. Вывезли в прошлом году близко к четырем миллионам пудов.

То ли река сама нанесла ил, то ли недосмотрели, что корабельщики бросали в воду балластный песок, – замелел Петербургский порт, и грузятся корабли в Кронштадте; от этого морока.

Плывут друг за другом галиоты и соймы короткий свой путь от Петербурга, стараясь не вступить в ветреную тень соседа.

Идти по мелководью трудно: узко лавировать.

Кронштадт уже семьдесят пять лет стоит на острове Котлине: с юга на отмели крепость. Улицы города по острову легли вдоль и поперек, прямые и широкие. Церквей православных в Кронштадте четыре и собор Андрея Первозванного. Есть немецкая и английская. Есть на весь мир знаменитый кронштадтский док. Тот морской док начат при Петре, в 1719 году, а кончен при его наследниках, в 1752 году.

Канал длиной в две версты и пятьдесят сажен; идет он от крайних шлюзов на версту и огорожен каменными молами.

Кончается канал большим каменным бассейном, из которого вода может быть выкачана. Тому сооружению равного в мире нет; закрывается док воротами, затворы сделаны самим Нартовым.

По сему случаю поставлены при устье дока две четырехгранные пирамиды с надписью; в надписи упоминалось имя императора Петра I и императрицы Елизаветы Петровны, а имени Нартова нет.

В тот день в каменном бассейне дока стоял корабль – большой, трехпалубный. Вода в доке убывала от крупных глотков машины. Огромный корабль с высокими мачтами был похож на ребенка, посаженного, чтобы помыть, в неглубокое корыто.

Рядом прежде стояла мельница ветряная. На нее правили корабли с моря, и махала она из Кронштадта широкими своими крыльями, как бы в гости зазывая. А сейчас стоит дом. Дому тому четырнадцать сажен росту, он издали виден; крыт уральским железом, что не ржавеет; идет из него дым и пар.

В середине машина огневая в десять сажен высоты. В ней цилиндр в размах шириной; в цилиндре годит поршень на цепях, привешен к большим бревнам и быстро качается – в минуту раз по восемь.

В том же доме котел тройной, вмазан в духовую печь, в которой огнем посредством вьюшек управлять удобно.

Идет от котла пар в цилиндр. Когда поршень поднят, наполняют паром весь цилиндр, потом пускают в цилиндр воду, и пар с холоду ежится и садится; возникает под поршнем пустота, наружный воздух вдавливает его вниз, а он за цепь бревно тащит и наперевес подымает тот поршень, что ходит в насосе, а насос сосет воду из дока.

Машину сделали англичане. Стоит она в Кронштадте скоро десять лет.

Сейчас на машину смотрят двое русских. Один – Лев Сабакин; он спокоен, руки вдоль тела держит, а голову прямо, одет чисто и не цветасто. Другой – молодой, быстрый, в пестром камзоле и зеленом кафтане, в легких пестрых штанах и русских сапогах.