О материалистическом подходе к явлениям языка

«…если видеть в языке прежде всего знаки (язык – знаковая система), то осмыслить, в частности, как складывались в европейских языках названия для понятий пыль, порошок, порох невозможно» (с. 55).

«Природа языка сложнее и многоаспектнее природы любой знаковой системы, даже самой сложной» (с. 61).

Вся эта аргументация довольно странная, поскольку здесь неправомерно смешиваются две темы – природа языкового знака как средства коммуникации и проблема отношений: знак → значение → вещь (явление). Практика показывает, что понимание знака, как знака предмета, не мешает лингвистам производить глубокие изыскания в области истории слова, так как это совершенно особая область языкознания. Семантическая история слова может быть очень сложной и тем не менее оно не перестает быть знаком. Центральная проблема – природа самого значения и его отношения к звуковому комплексу в статье не рассматривается, поскольку, по мнению Будагова, знаки сами по себе являются не двусторонними, а односторонними единицами (имеют только форму) (см. с. 47, а также сн. 6).

По мнению Ю.Д. Дешериева,

«споры об односторонней и двусторонней сущности знака до сих пор не дали эффективных результатов. Обе концепции оказались неприменимыми в должной мере к основным единицам языка. Суждение об односторонней сущности знака выводит последний за пределы языка… Любая языковая единица должна обладать наряду с материальной природой и значением…»[68].

Форма многозначна. Обе концепции не учитывают особенностей плана содержания применительно к полисемии, омонимии, к слову-предложению, к различным функциональным нагрузкам слова (экспрессивная, эстетическая и другие функции)[69].

«То, что принято называть языковым знаком, не является, ни односторонней, ни двусторонней, ни трехсторонней (как полагал А.А. Потебня) сущностью. Тот феномен, который принято называть языковым знаком, как лингвистическая единица представляет собой в теоретическом и в широком социально-лингвистическом и философском плане не знак, а исторически сформировавшуюся лингвистическую субстанцию»[70].

Эта критика также не затрагивает и не решает центральную проблему знаковости языка – проблему значения.

С течением времени знаковая теория начинает приобретать известное признание. Знаком начинают называть звуковую оболочку слова. Характерно в этом отношении рассуждение Е.М. Галкиной-Федорук:

«…звуковой комплекс является выражением общенародного понятия о каком-либо предмете действительности. Поэтому знаком, т.е. „обозначаемым“, можно назвать звуковой комплекс слова, а не понятие, заключенное в слове. Поэтому следует категорически исключить возможность видеть и в „значении“ слова „знак“. Слово своим звуковым составом выражает понятие, которое отражает явление действительности, и вместе с тем называет его, тем самым формируя понятие. Следовательно, слово – не копия предметов, но и не знак их»[71].

Того же мнения стал придерживаться и Л.О. Резников, который раньше вообще отвергал знаковую теорию слова: