О материалистическом подходе к явлениям языка

Все многообразие человеческой речи в каком-либо конкретном языке может быть сведено к определенному числу стереотипных моделей, имеющих общественную значимость. Эти стереотипные модели довольно хорошо описаны в существующих грамматиках конкретных языков. В звуковой сфере языка этот набор определенных звукотипов, обычно именуемых фонемами, в области грамматического строя это типы изменения имен и спряжение глаголов, представленные в парадигмах. За пределами этих парадигм находится некоторая сумма исключений, знание и употребление которых для каждого человека, говорящего на данном языке, является обязательным. Именно эта система общественно релевантных стереотипов регулирует узус и управляет им. Здесь нет никакой необходимости в отделении языка и речи, так как эта система общественно релевантных стереотипов присутствует в каждом акте живой речи. Общее и частное здесь выступает в неразрывном единстве.

Конечно, путем абстракции можно создать схему отношений между элементами языка, но на ее базе нельзя строить дихотомию языка и речи, поскольку схема абстрактных отношений сама по себе не коммуникативна. В речи содержится другая система, обеспечивающая реальную коммуникацию. К сожалению, эта реальная языковая система структуралистами сводится к речи. Ее существование просто отрицается. Системой является только сетка чистых абстрактных отношений.

Таким образом, отказ от исследований особенностей естественной системы языка и замена его абстрактным конструктом привели Соссюра к неправильному тезису о разделении языка и речи и несистемности речи. Защитники Соссюра могут сказать, что никакой особой ошибки Соссюр в данном случае не совершил. Он просто формализовал язык, превратил его в абстрактную систему чистых отношений. Конечно, формализовать язык можно, но нельзя из этой формализации делать далеко идущие выводы о самостоятельном существовании языка и речи.

Другим основополагающим тезисом Соссюра является необходимость разделения внешней и внутренней лингвистики:

«Из понятия языка мы устраняем все, что чуждо его организму, его системе, одним словом все, что известно под названием „внешней“ лингвистики, хотя эта лингвистика занимается очень важными предметами и о ней главным образом думают, когда приступают к изучению речевой деятельности»[12].

Можно легко понять, что разделение внешней и внутренней лингвистики целиком и полностью вытекает из определения языка как совокупности абстрактных отношений между элементами абстрактной языковой системы. Разделение внешней и внутренней лингвистики можно рассматривать с двух точек зрения.

Некоторые лингвисты думают, что разделение внешней и внутренней лингвистики абсолютно недопустимо, так как это лишает нас возможности изучать язык в тесной связи с историей говорящего на нем народа. Нам представляется, что эта точка зрения неправильна, поскольку она отражает вульгарно-социологическое представление о том, что все в языке связано с историей говорящего на нем народа. Язык – очень сложное явление. В нем есть стороны, которые нельзя правильно понять без увязки с историей народа, но есть также много и такого, что с историей народа совершенно не связано. Особенно это относится к так называемому механизму языка. Многие явления в структуре языка, а также совершающиеся в ней процессы с историей народа не связаны. Однако отделение внешней лингвистики от внутренней нельзя возводить в абсолют, так как бывают случаи, когда мы не сможем понять сущность языковых явлений, не обращаясь к экстралингвистическим факторам.

Некоторые языковеды утверждают, что основной причиной появления новых слов являются растущие потребности общества, которые возникают с каждой новой эпохой, с каждым новым культурно-историческим событием в жизни народа. Язык вообще, лексика в особенности, выполняя свою основную роль средства общения, перестраиваются, дифференцируются и уточняются с тем, чтобы более адекватно отразить, воспроизвести и закрепить новые идеи и понятия в соответствующих словах и выражениях.

Нельзя сказать, что это утверждение неверно. Однако при более материалистическом подходе к фактам появления новых слов обнаруживается, что причиной появления в языке новых слов являются не только потребности общества. Новое слово может возникнуть в результате появления новых ассоциаций или как средство устранения омонимии. Менее экспрессивное слово может быть заменено более экспрессивным. Слишком полисемантичное слово становится неустойчивым и в большей степени подвержено исчезновению. Изменение предмета совсем не обязательно должно повлечь за собою изменение наименования.

Для того чтобы объяснить сущность языковой системы, Соссюр любил сравнивать язык с шахматной игрой: