О мертвых - ни слова

- Без проблем. Я вправе сначала отработать версию самоубийства и послать запросы в поликлиники того района, где в последнее время жил Подкопаев. Но для этого мне нужно установить, где он жил.

- Установишь через два часа. Мы с Архангельским, заливаясь слезами, явимся к тебе исповедаться в грехах и с готовностью ответим на все интересующие тебя вопросы.

- А тебе обязательно влезать в это дело?

- Обязательно. Не забывай про шофера "скорой". Чтобы у нас сошлись концы с концами, он должен меня опознать.

- Не нравится мне все это, - хмуро заметил Селезнев. - Но, наверное, ты права. Лучшего выхода нам не найти.

Версия, которую я собиралась подсунуть следователю Петровскому, выглядела так.

В пятницу вечером Генрих собрал нас по поводу получения новой квартиры. Все обошлось без сюрпризов, на пирушку явились только приглашенные. Мы с Архангельским, подогретые винными парами, внезапно воспылали друг к другу нежной страстью и в полночный час отправились ко мне, дабы дать этой страсти выход. Утром четырнадцатого изнуренный Архангельский поплелся к себе домой, мечтая только о теплой пустой постели. Однако дома его поджидал сюрприз: постель была холодна и непуста. На ней лежало коченеющее тело Мефодия и клочок бумаги с корявой надписью: "Теперь не отмоешься".

Архангельский остолбенел, а обретя способность двигаться, пошел в гостиную налить себе чего покрепче. Стол в гостиной был завален жалкими остатками последнего пиршества Мефодия: обрывками колбасной кожуры, пустыми пластиковыми корытцами из-под магазинных салатов, полиэтиленовыми упаковками с недоеденными кусочками копченой рыбы и буженины. В центре композиции стояла пустая бутылка из-под портвейна "Кавказ".

Архангельский поглазел на стол, осторожно прошел к бару и, хлебнув из горла рому, начал соображать. Записка со зловещим пророчеством означала, что Мефодий покончил с собой и вину за свою смерть возложил на него, Сержа, хитростью выгнавшего Мефодия из своего дома и прекратившего выплату денежного пособия. Эта мысль Архангельскому не понравилась. Не захотел он смиренно принять свой крест и тащить его всю оставшуюся жизнь. Выпитый ром - напиток карибских корсаров - ударил в голову и подсказал авантюрное решение: записку уничтожить, а от тела избавиться. Но одной корсарской удалью в таком деле не обойдешься. Тут нужен сообщник. И мысль Архангельского естественным образом устремилась ко мне.

Авантюризм у меня в крови. Для принятия самых диких решений ром мне не требуется. Я примчалась к кавалеру на верном "Запорожце" и сразу предложила конкретный план действий. Мы поехали в больницу, где два года назад лежала моя любимая тетка, и, пока я отвлекала внимание шофера "скорой", Серж перенес тело Мефодия в беспризорную машину.

Но, едва действие рома и первое потрясение прошли, Архангельского начали мучить сомнения, а потом и угрызения совести. В конце концов, не выдержав их гнета, он решил пойти в милицию и во всем сознаться.

Эта версия объясняла все: показания шофера "скорой", содержимое желудка покойного, кражу атропина из поликлиники, куда обращался лже-Мефодий, мотивы Архангельского, не желавшего брать на себя вину за чужую смерть, и мое соучастие. Кроме того, она давала Архангельскому железное алиби, устраняла всякую связь Мефодия с квартирой Генриха и прекрасно укладывалась в рамки той лжи, которую я выдала Машеньке в самом начале нашего расследования. Короче говоря, она была безупречна. Оставалось лишь позаботиться о том, чтобы она удовлетворила въедливого следователя Петровского. Для этого в показаниях свидетелей по делу не должно было возникнуть ни малейших расхождений. С показаниями участников вечеринки особых сложностей не предвиделось. Они должны были говорить правду и только правду - но не всю. Им следовало напрочь забыть обо всем, что имело отношение к незваному гостю. Не приходил Мефодий к Генриху и не мог прийти. Зная о его отношениях с остальными гостями, Генрих ни в жизнь Мефодия не позвал бы.

Эту часть подготовки я взвалила на плечи Марка и Генриха. Они должны были так отрепетировать с Лёничем, Глыбой и Мищенко сцену допроса, чтобы слова роли отскакивали у тех от зубов. По счастью, Глыба, озабоченный сохранением тайны своей личной жизни, вряд ли решится ставить нам палки в колеса. Он заинтересован в ограничении следственных мероприятий не меньше нашего. Некоторое опасение вызывал Игорек Мищенко, но я наказала Генриху с Марком покрепче напирать на его чувство локтя и мужскую солидарность. Лёнич охотно пойдет нам навстречу, если мы не будем впутывать его жену. Но, судя по тому, что Мефодий в пятницу вечером сам подходил к телефону, ее дома не было, а значит, она не могла знать, куда отправился их беспокойный жилец. Стало быть, врать ей не придется.