О мертвых — ни слова

— Так! По-моему, на сегодня вы повеселились достаточно, — сурово одернул нас Марк. — Могли бы и потерпеть со своими казарменными шутками до той поры, когда с нас не снимут подозрение в убийстве. У кого-нибудь есть разумное предположение относительно того, что искал убийца?

— Деньги? Что-нибудь ценное? — предположил Генрих.

— У Мефодия? — Марк покачал головой.

— Но Лёнич упомянул, что Мефодий недавно получил денежный перевод.

— Сколько? Миллион долларов?

— Это можно выяснить у Лёнича, — подсказала я. — А заодно узнать, сколько денег осталось. Только не хочется звонить ему второй раз. Генрих, может быть, ты?

Генрих кивнул, встал с дивана и послушно ушел в спальню.

— Не думаю, что этого типа интересовали деньги, — сказал Леша после недолгого молчания. — У меня в верхнем ящике стола лежат двести долларов и пятьсот марок. К ним не притронулись.

— Ладно, деньги пока оставим в покое, — решил Марк. — Что еще могло интересовать убийцу?

— Какая-нибудь улика против него? — высказала я догадку.

— Ты имеешь в виду нечто, объясняющее его мотив? — Марк задумался. — Неплохо. Но опять-таки, при чем здесь Лешина квартира?

— Ну, Мефодий когда-то жил и у Леши…

— Больше года назад! И вообще, у кого только Мефодий не жил!

В гостиную вернулся Генрих.

— Насколько Лёнич помнит, Мефодию прислали четыре тысячи рублей. Две с небольшим тысячи Лёнич нашел в обложке старого кожаного блокнота. Он думает, что остальные деньги Мефодий потратил на «компьютерные штучки». Лёнич в них не разбирается, но среди вещей Мефодия есть электронные платы.

— Да, материнская плата под новый «Пентиум» примерно столько и стоит, — прокомментировал Прошка. Значит, деньги в качестве мотива отпадают, тем более что и сумма маленькая. А улика… какая же это может быть улика?

Мы наспех объяснили Генриху, о чем речь, и принялись гадать дальше.

— Слушайте, всех наших подозреваемых связывает одно: у каждого из них Мефодий когда-то жил, так? — начала я. — То есть он имел возможность наблюдать их вблизи, так сказать, не при параде. А что, если он случайно проник в какую-то тайну, которую убийца старательно скрывал от посторонних? Мефодий, возможно, не придавал этой тайне значения или помалкивал из благодарности к человеку, который его приютил. Но когда тот дошел до ручки и выставил неудобного гостя вон, обиженный Мефодий припомнил грешок бывшего благодетеля и швырнул ему в лицо некое обвинение. Пригрозил обнародовать тайные делишки этого Икса и намекнул, что хранит необходимые для разоблачения доказательства.

— Тогда я знаю, кто этот Икс, — заявил Марк. — Архангельский. Помните, по его же собственным словам, Мефодий, узнав, что его выставили из дома хитростью, позвонил Архангельскому в страшной ярости и грозил разоблачением двуличного негодяя? Только Архангельский не сказал, какое разоблачение ему грозило. Вернее, сказал не правду.

— Да зачем вообще Сержу было рассказывать об этом эпизоде, если он собирался убить Мефодия? — возмутилась я.

— Это же очевидно! Он не знал, когда до него доберется, а Мефодий тем временем вполне мог посвятить в его тайну дюжину человек, — снисходительно объяснил Марк. — Вот Архангельский и подготовил почву, чтобы сказать потом, после уничтожения доказательств, будто Мефодий по злобе его оклеветал.

— Не верю я, что это Серж, — пробормотал Генрих. — Он такой открытый, великодушный, щедрый…

— Ага, только нимба не хватает, — подхватил Марк, не скрывая сарказма. — И тем не менее, если Варькина гипотеза верна, то единственная подходящая кандидатура на роль убийцы — Архангельский. У всех прочих, не считая Великовича, Мефодий жил слишком давно и разругался с ними тоже давно. А с Великовичем разругаться еще не успел.

— И чем же, по-твоему, Мефодий мог шантажировать Архангельского? — не сдавалась я. — У Сержа даже жены нет, чтобы пригрозить ему разоблачением амурных делишек.

— Я знаю чем! — объявил Прошка. — У Архангельского нетрадиционная сексуальная ориентация, чего он ужасно стыдится. А когда Мефодий поселился у него, Серж не смог противостоять соблазну и обнаружил свою противоестественную страсть. Не знаю, открыто ли он домогался Мефодия или просто не сумел скрыть влечения…

— Спятил! — убежденно заявила я.

— Сомневаюсь, что Мефодий хоть у кого-нибудь мог вызывать неконтролируемое влечение, — поддержал меня Леша.

— Кто их знает, этих гомиков! — продолжал паясничать Прошка.

— Боже, какая чушь! Ты хоть сам понимаешь, какую ахинею несешь?

— Вовсе не ахинею. Не твои ли это слова, Варвара: «Где я еще найду мужика, который, пофлиртовав с девушкой, не полезет к ней в постель?» И впрямь редкое свойство. А вот для гомосексуалиста, скрывающего свою ориентацию, такое поведение вполне естественно.

— Да я лично знакома с тремя нашими сокурсницами, которые имеют все основания весело посмеяться над твоими измышлениями!

— Ну, возможно, когда-то они имели основания смеяться, но с тех пор много воды утекло. Сексуальная ориентация может поменяться хоть в старости.

— Перестань, Прошка, — не выдержал Генрих. — Ты же сам понимаешь, что все это высосано из пальца.