О Милтоне Эриксоне

Х.: Он был таким стремительным. Я помню как-то — кажет­ся, мы были вместе — девушка с матерью пришли и постучали в его дверь. Оказалось, что эта девушка лежала в больнице шта­та и он помог ей вылечиться несколько лет назад. Она пришла повидаться с ним. Просто заглянула на огонек. Ну, он вышел к ней, поговорил немного и попросил жену сделать рисунок, а затем отдал его девушке. Она была мексиканкой. И она так об­радовалась портрету. Он точно знал, что ему нужно это сде­лать. Затем Эриксон что-то написал на рисунке и отдал ей. Она поблагодарила его за то, что он ее вылечил, и за все ос­тальное, и ушла.

Позднее, мимоходом, он спросил: “Вы заметили, где я под­писал рисунок — на лицевой стороне или на обороте?” Мы по­нятия не имели. И он сказал: “Ну, ясное дело, на обороте. Я очень быстро принял это решение — ведь она будет вставлять портрет в рамку и обнаружит, что там для нее есть персональное послание, которого больше никто не сможет увидеть, потому что оно на обороте”.

Вот такие решения принимались практически мгновенно. Он всего 2-3 минуты говорил с той женщиной. Он знал, что пода­рит ей рисунок, что ей это будет приятно и поддержит ее. Он знал, что должен написать ей что-нибудь на рисунке, причем что-то личное, и не на лицевой стороне, на виду у всех, а на обороте.

У.: Лицевая сторона была для всего мира, а оборотная — для нее лично.

Х.: И сделал он это так быстро. Он был одним из немногих психиатров, работающих с самыми разными пациентами. Он чувствовал себя одинаково легко и с бредящим психотиком, и с малышом, с которым играл в шарики. Разброс был потрясаю­щий.

У.: Думаю, он стремился работать с разными клиентами час­тично потому, что как бы опасался: “Мне станет скучно, если я не увижу что-то еще, если я не познакомлюсь со всеми проявле­ниями человеческой психики, если я не попробую справиться со знакомой проблемой по-новому”.

Х.: Он мог посетить клиента дома, чего другие в то время не делали. Он мог пригласить клиента в ресторан или прийти к нему на работу. Сейчас такие поступки перестали быть дикови­ной, но в 50-е годы это было невероятно — иметь дело со столь широким кругом больных и работать вне своего кабинета.

У.: Да, пожалуй, в то время многие — да фактически почти каждый психотерапевт — были связаны огромным количеством ограничений, которые они даже и ограничениями-то не счита­ли. А Эриксон, и это касается как его личной жизни, так и практики, всегда избавлялся от любых рамок и ограничений, жил вне их.

Х.: И вне себя.

.: Точно.

Х.: Он к каждому случаю применял уникальный подход. Он очень быстро всматривался в человека и ставил диагноз. Недав­но я прослушивал одну запись и обнаружил, что, будучи сту­дентом, он осмотрел почти всех психически больных и почти всех преступников в Висконсине. Он осмотрел сотни людей. Он специально занимался этим, тем самым изучив все виды психопатологии, и познакомился с широким спектром отклоне­ний, одновременно зарабатывая себе на жизнь.

Но многие, запросто использующие какой-либо его прием, не осознают, сколько информации он накопил о людях, преж­де чем сесть перед клиентом и быстро сделать то-то и то-то.

.: Да, они, я думаю, склонны воспринимать Эриксона как волшебника — но это совершенно не соответствует тому, как он работал. Потому что его работа основывалась на отточенном ма­стерстве, безупречной тщательности и точном расчете. Волшеб­ство лишь в том, что искусство это было скрыто от окружаю­щих.

Х.: И он так сердился, когда студенты хотели работать быст­ро, не осознав всю ситуацию. Весь этот магический реквизит вокруг него, когда он как бы отдыхает, а люди что-то делают, был вовсе не тем, что он понимал под природой психотерапии. Суть была в том, что вы должны знать свое дело.

.: Мне всегда было интересно — и твое упоминание обо всех его осмотрах больных напомнило мне, — как это он на­ходил время делать все, что делал, ведь всю жизнь он делал так много.

Х.: И проводил часы над каким-нибудь автоматическим пись­мом или тому подобным. В своей личной жизни он был столь же умен, как и в работе с пациентами. Еще в колледже или в интернатуре — не помню точно когда — он начал интересовать­ся криминологией. По-моему, он тогда и статью свою первую по криминологии написал. Интересно, как он получил работу. Он начал еженедельно класть на стол одной шишки из крими­нального отдела Висконсина отчет обо всех совершенных за не­делю преступлениях. Что-то в этом роде. Какой-то статистичес­кий отчет по преступности, чем Эриксон в то время интересо­вался. Однажды в понедельник отчета на столе не оказалось, и тогда босс послал за ним и сказал: “Эриксон, ты будешь уво­лен, если не будешь класть мне отчет, как раньше”. И Эриксон ответил: “Да, но вы никогда не нанимали меня”. Так он полу­чил работу. Сначала проявил себя как ценный сотрудник, за­тем сделал так, что босс понял его ценность и зачислил в штат. Так он смог оплатить учебу.