О Милтоне Эриксоне

Нельзя не оценить и важность имиджа терапевта при выборе типа психотерапии. “Краткосрочный” терапевт склонен видеть себя человеком спешащим и напряженным. “Длительные” тера­певты порой имеют скучающий вид, выслушивая так много от такого малого количества людей. Даже брачные отношения не требуют столь тесной близости. Хотя “длительные” терапевты выглядят как мудрые философы, способные предложить клиенту наилучший из возможных совет, клиент все же должен решать сам за себя. В удобном кресле, в хорошо оформленном каби­нете, желательно с камином, терапевт терпеливо выслушивает клиента, как добрый друг, с которым вы встречаетесь годами. Иногда конфронтация необходима, но если подходить к ней ос­торожно, клиент терапию не бросит. Клиенты любят “длитель­ных” терапевтов, а вот “краткосрочные” обычно остаются обой­денными клиентской любовью. Слишком мало времени для ро­мана. Этот добрый, любящий, философский образ особенно привлекателен для юношей-выпускников. Они надеются от­крыть частную практику, хотя все большему количеству прихо­дится устраиваться на зарплату в агентствах или больницах, где требуется лечить быстро и эффективно.

Помимо выгод длительной терапии для психотерапевта, оста­ется еще вопрос о преимуществах ее для клиента. Отвечая на него, мы должны иметь в виду не только самого клиента, но и “группу поддержки” в лице его семьи. Научный отчет об одном терапевтическом случае поможет прояснить суть дела.

Я вспоминаю женщину, которая сразу же после замужества почувствовала себя несчастной. В результате она начала прохо­дить курс психотерапии. Прошло восемнадцать лет — она все еще проходила терапию. К этому моменту она развелась с му­жем. Рассталась и со своим терапевтом. Когда я в последний раз виделся с ней, она обдумывала возможность брака с другим мужчиной. Она подумывала и о том, чтобы снова начать тера­пию. Можем ли мы сказать, что два десятка лет терапии дали эффект — полотельный или отрицательный? Была ли пред­почтительней в ее случае краткосрочная терапия? На этот воп­рос может ответить лишь обстоятельное исследование. Тем не менее, некоторые выводы очевидны. С одной стороны, эта женщина никогда не состояла в браке-диаде. Ее брак был тре­угольником между ней, мужем и терапевтом, что нередко слу­чается в наши дни со многими женщинами и мужчинами, про­ходящими индивидуальную терапию. Какую цену заплатил муж за ее лечение? Только ли расходы на терапию, пробившие со­лидную брешь в семейном бюджете, а может, еще и личные по­тери? У этого человека была жена, чьи ощущения и мысли, даже самые сокровенные, открывались в первую очередь друго­му мужчине, не ему. Все, что сообщалось ему, предварительно обсуждалось с терапевтом, а ему доставался отредактированный рассказ, окрашенный эмоциями, бывшими в употреблении. Все важные события в ее жизни, включая рождение детей и проблемы их воспитания, обсуждались с терапевтом. Мужу как советчику жены и отцу своих детей отводилось лишь второе мес­то, тогда как терапевт был для нее авторитетом и экспертом во взаимоотношениях между людьми.

Посмотрев на этот треугольник под другим углом, мы будем вынуждены признать, что муж 18 лет л со своей женой, пла­тя другому человеку за то, чтобы тот выслушивал ее жалобы. Это освобождало мужа от нелегкого бремени, что, вероятно, некоторым мужьям покажется большим плюсом, а некоторым —   нет. Существовало также соглашение, подтверждаемое каж­дой встречей с терапевтом, что жена — ненормальна, а муж — нормален: ведь ему не требовалась терапия. Таким образом, их отношения были определены экспертом как такие, в которых муж играет главенствующую роль и заботится о своей не вполне адекватной жене. Терапевт, конечно, видел в жене слабую, нуждающуюся в его поддержке женщину — иначе он не зани­мался бы с ней терапией годами. Встречаясь с женой, он тем самым сообщал семье, что она не столь нормальна, как другие люди.

Как трудно выбирать в данном случае между краткосрочной или долговременной терапией! Позитивный аспект состоит в том, что терапевт способствовал длительному браку. Восемнад­цатилетний стаж супружеской жизни в наше время легких разво­дов — это ли не достижение? Большинство жен, несчастных в браке и прошедших краткосрочную терапию, скорее склонны расстаться со своими мужьями. Если брак укреплялся терапией, разве не стоит считать это положительным эффектом? Можно заметить, что некоторые жены и мужья ищут в терапии не изме­нений, а утешения. Они чувствуют, что из финансовых сообра­жений или ради детей им следует оставаться в браке. И от тера­певта они ждут только одного: сделать этот не устраивающий их брак сносным. Возможно, неправильно помогать людям сохра­нять несчастный брак, но часто они просят именно о такой ус­луге. Короткое вмешательство с целью добиться изменений не удовлетворит их.