О Милтоне Эриксоне

Милтон, почему вы так строите фразу: “Разве это не изумительно, что... ”

Это для аудитории. Ошибка субъекта — реакция на слово “изумительно”. Здесь нет ничего изумительного. Абсо­лютно ничего. Ты можешь быть изумлен, если считаешь, что ты один, а оказывается, что вокруг еще и другие. А если ты со­вершенно не осознаешь ситуацию, тогда ничего изумительного нет. Для изумления необходим повод.

Были ли мы когда-нибудь представлены друг другу?

Субъект № 3: Не были.

Не были? Как вас зовут?

Субъект № 3: Сьюзен.

Э.: Сьюзен. Меня зовут Милтон. Вы знаете, это имя дала мне мать. Много лет назад.

А сейчас куда вы направились?

Вон говорит, что это банально. Я указал, что вы можете быть очень банальны и смешны, но вы абсолютно одни, только вдвоем, никого больше нет, и она не может почувство­вать неловкость, каким бы банальным я ни был. Потому что вокруг никого нет. Это очень специфическая ситуация. Сам ваш вопрос означает, что вы реагируете совершенно по-друго­му. Обвинение Вона чертовски банально.

Приятное имя.

Э.: Что-что?

Приятное имя.

Э.: Правда? Да, ей тоже нравилось. Да и я уже привык к нему. По-моему, оно достаточно приятное. И потом, его легко писать.

(со смехом). Насколько смешны вы можете быть? Не проявляя чувство “это смешно”.

Для чего вы это сделали?

Чтобы показать... скажем так: что эта ситуация не связана ни с чем другим. Она в контексте, ограниченном мной и ею. В контексте этой комнаты было бы смешно, если бы я сказал Мэдди, что меня зовут Милтон, что это приятное имя, что его дала мне мать. Или в контексте присутствия других лю­дей. Но мы были наедине.

А могли вы сказать это предыдущему субъекту?

(продолжая) Точно так же...

Вы можете говорить смешные вещи только в контек­сте... Ладно, здесь весь контекст, нет другого.

Двое или трое из нас смотрели это и решили, что вы подбираетесь к чему-то еще. И это, кажется, очень инте­ресная идея. Мы решили, что вы пытаетесь добиться регрес­сии, ведя себя по-детски и тем самым провоцируя ее вести себя по-детски.

В гипнозе всегда присутствует регрессивное поведе­ние. Вы можете увидеть его и здесь, потому что поведение ока­зывается вне контекста. Чересчур уж упрощено: “Это приятное имя”.

“И его легко писать”.

“Моя мать дала мне его”. “Твои глаза очень краси­вые и голубые”.

Вы говорили так, как говорил бы, вероятно, малень­кий мальчик: “Моя мать дала мне это имя, его легко писать”.

И я не вызвал взрослой реакции, не правда ли? Я знал, что делать это безопасно, потому что прежде всего...

Но вы ведь не пытались вернуть ее в более ранний воз­раст или в прошлое.

Нет. Я иллюстрировал простоту одиночества. Под­черкивая то, что у каждого есть свой собственный, внутренний контекст. Ни к чему не относящийся: ни к прошлому, ни к на­стоящему, ни к будущему.

Э.: Кстати, вы заметили кое-что во мне? Как вы считаете, по­чему я ношу это (поднимает трость)?

У вас болит нога?

Э.: Вы когда-нибудь видели, как я хромаю?

Э.: Может быть, вы думаете, что это притворство?

Э.: Знаете, у меня был приятель, который в течение двух лет называл это притворством. А затем обнаружил, что я хромаю. И он так удивился. Скажите, вы можете держать глаза открытыми?

Здесь то же самое. Контекст только тот, что вы ви­дите. Только то, что она услышала, только то, что я сказал. Нет связи ни с прошлым, ни с настоящим, ни с будущим. Контекст в полной изоляции.

Когда вы въехали в комнату, она видела, как вы пользовались этой тростью, выбираясь из кресла.