О мире, которого больше нет

Первое условие: раввин не разъезжает, а сидит в местечке, чтобы не допускать трений внутри общины. Второе: в том случае, если он решит оставить место раввина, он должен заранее предупредить общину и дать ей время найти нового раввина. Третье: дрожжи, которые продает ребецин, должны быть хорошего качества и свежие, потому что случается, что из-за старых дрожжей тесто плохо поднимается, халы выходят неудачные, и это портит людям субботу.

После целого ряда других условий шли те, которые касались поведения раввина. Обыватели требовали, чтобы раввин не молился за омудом, потому что это право принадлежит не раввину, а обывателям; чтобы после молитвы он не оставался в бесмедреше побеседовать с ремесленниками, а сразу же шел домой, потому что, если раввин не ведет себя с достоинством, он теряет уважение обывателей. Среди прочих было также условие, чтобы раввин не брал понюшек табака у Гершла-Палки, которого все в местечке презирали. Поскольку авторы ультиматума не знали, как на святом языке будет понюшка табака, они написали по-простому: «Таконе юд: ше-гаров ло йиках понюшка табака мин анивзе Хершл, га-мехуне Палка, вэ-дай лехакимо би-рмизо…»[491].

Отец сгорал от стыда, читая условия, которые ему поставили. Больше всего ему было неприятно то, что его учат, как ему следует себя вести. Скромный, дружелюбный, он не мог понять, почему раввину нельзя разговаривать с ремесленниками или взять понюшку табака, когда кто-то его угощает. Мама перечитала условия и гневно сказала:

— Хватит этого Ленчина! Я лучше буду сидеть без куска хлеба, но после этих условий не позволю тебе здесь остаться…

Последняя книга И.-И. Зингера В. Дымшиц

В 1920-1930-х годах Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1943) был одним из самых популярных прозаиков в литературе на идише. Не последнюю роль в этом сыграло огромное разнообразие тем и сюжетов его прозы, во многом связанное с богатым жизненным опытом писателя. В его биографии, а потом и в творчестве нашлось место и маленькому традиционному местечку, и шумной Варшаве, и охваченной гражданской войной России, и эмигрантскому Нью-Йорку. Все же по сравнению с другими еврейскими писателями как раз местечко занимало в творчестве И.-И. Зингера сравнительно скромное место. И это молчание симптоматично: слишком трудно, слишком болезненно дался писателю разрыв с семьей и со всей патриархальной средой его детства. И.-И. Зингер был сыном раввина, внуком и правнуком раввинов, он вырос в очень традиционной, очень религиозной семье, получил фундаментальное религиозное образование и воспитание и до 17 лет не видел ни одной светской книги. В юности он порвал с семьей и после долгих лет скитаний, тяжелого труда и голода стал известным писателем.

Во время Второй мировой войны И.-И. Зингер начал искать пути примирения с собственным прошлым. Чем более зловещие слухи о судьбе польских евреев доходили до США, тем сильнее он чувствовал тоску по утраченному миру детства. В 1943 году Зингер начал писать мемуары, которые должны были охватить его жизнь в Польше от рождения до отъезда в США в конце 1920-х годов. Рабочее название будущей книги «О мире, которого больше нет» позволяло в равной степени говорить об уничтоженной религиозной и светской культуре, о погибших местечках и о погибших городах. Однако едва начатую работу над мемуарами оборвала скоропостижная смерть писателя.

Книга не только не была закончена, но даже относительно небольшой по объему написанный фрагмент Зингер не успел подготовить к печати. Опубликованный после смерти писателя текст представляет собой черновик, стилистически во многом более слабый, чем его предыдущие книги. И.-И. Зингер был блестящим стилистом, между тем воспоминания изобилуют повторами, избыточными эпитетами, синтаксически запутанными конструкциями. Писатель явно предполагал продолжить работу над этими набросками. В то же время в них есть блестяще написанные места, напоминающие о лучших страницах прозы Зингера, с которой мемуары то и дело перекликаются. Теперь, когда произведения И.-И. Зингера стали одно за другим появляться в переводах на русский язык, читатель найдет в этих мемуарах развернутый комментарий к сочинениям одного из самых интересных еврейских прозаиков XX века.

Один из героев воспоминаний — новорожденный младший брат повествователя. Это будущий нобелевский лауреат по литературе, прославленный Исаак Башевис Зингер. Именно эти незаконченные воспоминания старшего брата вдохновили Башевиса на его собственные воспоминания о детстве, одну из самых известных его книг — «Майн татенс бес-дин штуб»[492].

Глоссарий В. Дымшиц

Агада — повествовательные, негалахические фрагменты Талмуда.

Агуна (связанная, несвободная, древнеевр.) — женщина, которая вследствие того, что ее муж находится в безвестном отсутствии, обречена на безбрачие.